Страх не отступает.
Я содрогаюсь от мысли, что когда-нибудь стану свидетелем вашей с нею встречи. Завидев тебя издалека, она будет корчиться, как змея! Я отношусь к своей жене как к работнику, которого не могу уволить. У меня есть собственная спальня, и я избегаю оставаться с ней наедине. Она мрачное, недружелюбное создание, которое не умеет наслаждаться собственной жизнью и одним своим присутствием гасит радость жизни в других.
Чета Габер терпеливо помогает Милеве найти подходящую квартиру в районе Далем на углу Руделофвег и Эренбергштрассе, 33, недалеко от института.
В марте Альберт отправляется в Берлин, несмотря на неотступные дурные предчувствия. Милева с детьми уезжает на воды в Южную Швейцарию.
Альберт томится тревогой и одиночеством в квартире дяди Якоба, куда частенько наведывается его мать, чтобы помочь по хозяйству. Эльза в ожидании.
— Поскорее бы ты определился, чего ты от нее хочешь, — говорит ему Эльза, улыбаясь своими голубыми глазами.
По совету Эльзы Альберт составляет список условий, которые должна выполнить Милева, если хочет, чтобы они и дальше жили как муж и жена.
А. Ты будешь следить за тем:
1) чтобы моя одежда и белье находились в хорошем состоянии;
2) чтобы я получал регулярное трехразовое питание в своей комнате;
3) чтобы моя спальня и кабинет тщательно убирались и — особенно важно — чтобы моим столом пользовался только я.
Б. Ты отказываешься от всех личных отношений со мной, если только они не абсолютно необходимы по социальным причинам. В частности, ты отказываешься от того, чтобы я:
1) сидел дома с тобой;
2) выходил или путешествовал с тобой.
В. Ты будешь подчиняться следующим правилам в своих отношениях со мной:
1) не будешь требовать близости со мной и не будешь упрекать меня ни по какому поводу;
2) перестанешь разговаривать со мной, если я попрошу об этом;
3) если я попрошу, ты немедленно выйдешь из моей спальни или кабинета, не протестуя.
Г. Ты обязуешься не унижать меня перед нашими детьми ни словесно, ни своим поведением.
— Ты согласна?
Она молча смотрит на него в упор.
Альберт вертит в руках трубку.
— В общем, меня интересуют только мои дети, Альбертль и Тэтэ.
— Твои дети? — выкрикивает она.
— Это же мои сыновья, — кротко замечает Альберт.
— Это мои сыновья. Тэтэ болен. Ему нужен хороший отец.
— У него есть я.
— А я его мать, Альберт. Как ты только додумался подсунуть мне этот… этот список?
— Он спасет наш брак.
— Нет, не спасет.
— Тогда мы должны разойтись, — говорит Альберт.
— И на какие средства я буду жить?
— На половину моего жалованья, — отвечает Альберт. — Это пять тысяч шестьсот марок в год.
— Все понятно, — в ярости бросает она. — Как скажешь.
— Ну, значит, договорились.
— Это жестоко, Альберт. Ты жесток. Невообразимо жесток.
Простившись с Милевой и детьми на перроне Анхальтского вокзала, Альберт сажает их в поезд на Цюрих.
И внезапно содрогается от неудержимых рыданий.
— Ты совершаешь преступление против наших детей — и сам же плачешь, как дитя, — бросает ему Милева.
— Ты вернешься? — спрашивает он с надеждой.
— Нет.
— В такие моменты понимаешь, к какой мерзкой породе зверей мы принадлежим.
Она гневно смотрит на него и молчит.
Потерпев поражение, Альберт с потеками слез на щеках выходит на недавно обновленную Банхофштрассе через парадные ворота вокзала — триумфальную арку; у него щиплет глаза.
Вместе они были восемнадцать лет, из них одиннадцать — в браке. Их отношения, как и карточный домик, построенный Альбертом в детстве, лежат в руинах. Словно предвещая раскол Европы.
Тем временем в Сараеве девятнадцатилетний боснийский серб Гаврило Принцип, неизлечимо больной туберкулезом, планирует покушение на жизнь эрцгерцога Франца Фердинанда, престолонаследника Австро-Венгерской империи.
Императорский кортеж из шести автомобилей с открытым верхом приближается к мэрии. В головной машине — мэр города и комиссар полиции. Франц Фердинанд и его жена, герцогиня Гогерберг, София, — во второй, в сопровождении наместника Боснии и Герцеговины, генерал-инспектора Австро-Венгерской армии Оскара Потиорека и графа Франца фон Гарраха, который едет на подножке, прикрывая собой эрцгерцога. Первая попытка нападения провалилась. Принцип в панике убегает. Тогда второй заговорщик бросает в кортеж гранату. От взрыва пострадали только зеваки из толпы. Полиция задерживает бомбометателя, пока кортеж набирает скорость, увозя подальше еще невредимого Франца Фердинанда.
После приема в ратуше генерал Потиорек уговаривает Франца Фердинанда покинуть город. Из-за покушения эрцгерцог будто лишился рассудка. Он настаивает на посещении раненых.
Чиновники убеждают эрцгерцога выбрать кратчайший маршрут выезда из города. Но водитель почему-то резко сворачивает у моста через реку Миляцка, теряя скорость на вираже. Там уже поджидает Принцип, держа наготове самозарядный полуавтоматический браунинг бельгийского производства «Фабрик насьональ» модели 1910 года. Выйдя на проезжую часть в полутора метрах от автомобиля, он вынимает из кармана пальто пистолет и производит два выстрела.
Первая пуля попадает в живот беременной герцогини Софии.
Эрцгерцог надрывается:
— Софи, Софи, не умирай. Живи ради наших детей.
Вторая пуля достается эрцгерцогу и застревает в районе сердца.
САРАЕВО
За две недели до объявления войны Альберт обсуждает с Эльзой последние новости, попивая кофе в гостиничных кафе, будь то «Эспланада», «Эксельсиор» или «Пиккадилли», который уже успели переименовать в «Фатерлянд», на Потсдамской площади в Берлине — центре притяжения для всех горожан. Дамы в широкополых шляпах с перьями чинно прохаживаются под ручку. И малоимущие, и шикарные щебечут и смеются.
Альберт и Эльза листают свою любимую газету «Берлинер тагеблатт». Альберта не покидают мрачные мысли.
— Откуда у немцев эта нездоровая страсть к завоеванию новых земель?
— Вот увидишь, через пару недель все уляжется, — говорит ему Эльза.
— Страсть Германии к завоеванию территорий тревожна сама по себе, но репутация кровопийцы и агрессора прочно закрепилась за ней как проклятие. За кайзеровской империей числится немало бесчеловечных даже по нынешним меркам кампаний.