– Единственным утешением при столь печальных обстоятельствах служит то, что она почти наверняка находилась без сознания, когда он насиловал ее, – констатировал Шёберг.
– Но она все равно кусала подушку, когда он ее душил? – поинтересовался Ярнебринг.
– Такое может происходить рефлекторно, когда человека душат, – сказал профессор. – Но возможно, все обстояло столь плохо, что она пришла в себя. Поскольку он занимался ею довольно долго или она почувствовала боль во влагалище. А то и по обеим этим причинам, – добавил Шёберг и вздохнул. – Хотя в остальном девочка была полностью здорова, – сказал он. – Ни малейших следов сросшихся переломов или старых воспалений и того, что обычно находишь почти у всех детей. Она, похоже, отличалась идеальным здоровьем.
– У тебя есть какие-то соображения о том, как все происходило? – спросил Ярнебринг.
– А зачем, по-твоему, я попросил вас прийти сюда, – сказал Шёберг и улыбнулся. – Я собирался дать вам все то, о чем вы обычно ноете и что любой разумный коллега моей специализации предпочитает не оставлять на бумаге.
– Такие вещи нам особенно интересны, – согласился Ярнебринг.
– Да, – сказал Шёберг и пожал плечами. – Вдобавок я – пенсионер, и кто захочет ссориться с таким. Итак, по-моему, все происходило следующим образом.
Сначала преступник обманом дал ей снотворное, а поскольку оно было довольно горьким, скорее всего, смешал его с каким-то сладким и концентрированным напитком.
– Если исходить из содержимого ее желудка, речь могла идти о кока-коле, концентрированном соке или о чем-то подобном. О чем-то, перебивавшем вкус таблеток.
Затем она заснула, через десять минут, не более. Преступник положил ее на кровать и раздел, снял всю одежду, часы и кольца. Они обычно поступают так и в таком порядке, – объяснил Шёберг. – Подушка говорит в пользу кровати, и для них обычно важно, чтобы жертвы были полностью голыми. Чаще всего они стоят и смотрят на них, прежде чем приступают к делу, поворачивают из стороны в сторону, разглядывают под разными углами. Маленьких и совершенно беззащитных, ничего не понимающих. И обычно это происходит довольно долго.
Потом он изнасиловал ее, совершил законченное вагинальное соитие с ней, извлек член, прежде чем испытал оргазм. Изверг семя ей на живот, грудь и голову. Затем вытер свой половой орган о ее розовую футболку.
Естественно, преступник молодой, – заключил Шёберг. – Много спермы, прямо бившей фонтаном. Уж точно не усталый и пьяный старик, которому приспичило.
– Он насиловал ее несколько раз? – поинтересовался один из коллег Ярнебринга.
– Я так не думаю, – ответил Шёберг. – После первого совокупления у девочки начинается сильное кровотечение. Для многих из них это становится проблемой. С настоящими садистами все обстоит наоборот, но в данном случае, мне кажется, мы имеем дело с педофилом более мягкого типа. Застенчивым, как один из них сам описал себя однажды, когда я осматривал его тело.
В конечном счете он задушил Жасмин подушкой, когда понял, что у него нет никакой другой возможности избежать справедливого наказания.
Лучше воспользоваться шансом. Только за само изнасилование он отсидел бы по крайней мере семь-восемь лет. Опять же, этим для них все не заканчивается. Есть ведь еще социальные последствия, скажем так. Сумасшедшим он, похоже, не был. Не задушил ее руками, не свернул ей шею, не раскроил череп, при всей простоте таких вариантов. Ни малейшего следа садистских наклонностей. Он выбрал наиболее гуманную альтернативу и воспользовался подушкой. И таким образом избежал необходимости видеть ее, когда делал свое дело. Как я сказал, застенчивый педофил, который прекрасно чувствует себя среди нормальных людей, наверняка даже не подозревающих о его порочных сексуальных наклонностях. И сам переживает, что у него не оставалось другого выбора. Однако не винит себя. Просто так получилось.
– По-настоящему отвратное существо, короче говоря, – заключил Ярнебринг.
«Я убью этого дьявола», – подумал он. И эта мысль оказалась столь мощной, что у него сразу же сжались кулаки.
– Абсолютно согласен с тобой, – сказал Шёберг. – Если при задержании ты случайно поломаешь ему руки и ноги, будь уверен, я постараюсь любой ценой доказать, что он сам нанес себе эти травмы.
Временной аспект? Что он мог поведать о нем? Когда произошло изнасилование, убийство?
По мнению Шёберга, все случилось довольно скоро после того, как она исчезла. Вероятно, девочка умерла уже в тот же вечер, в пятницу четырнадцатого июня. Помимо всего прочего на это указывало содержимое ее желудка.
А относительно утопления тела?
Здесь все выглядело более туманно. Предположительно, но это уже из области догадок, Жасмин утопили в следующую ночь. Где-то около полуночи, наверное, когда достаточно темно, чтобы остаться незамеченным, и одновременно светло, ведь иначе, занимаясь таким делом, он мог ступить не туда, споткнуться и рисковал упасть и удариться.
25
Вторая половина четверга 15 июля 2010 года
– Шёберг знал свое дело, – констатировал Ярнебринг. – Хотя в коллегу Бекстрёма он так и не смог вонзить свой нож. Старик ведь умер десять лет назад. Прожил больше девяноста. Надеялся на большее. Старался держаться, но так и не добился своей цели.
– Проблема с такими, как Бекстрём, в том, что они никогда не умирают, – заметил Юханссон. – Ну да черт с ним. Расскажи мне о Жасмин. Она была веселой, контактной и доверчивой маленькой девочкой и спокойно могла пойти с незнакомцем?
– Нет, если верить ее родителям. И мать и отец неоднократно разговаривали с ней о том, что ей нельзя никуда ходить с теми, кого она не знала. Что она должна избегать любых близких контактов с незнакомыми взрослыми, как с мужчинами, так и с женщинами. А также с другими детьми и подростками, если не представляла, кто они и можно ли им доверять. Кроме того, она была умной для своих лет, хорошо воспитанной, но одновременно решительной и волевой. И красивой, кстати. Я вложил несколько ее фотографий, и ты сам все увидишь. Смуглая, с большими карими глазами и длинными черными волосами. Хорошо училась в школе. Товарищи ее любили, многие мальчишки-ровесники наверняка пытали счастья. Очень аккуратная в части одежды. Но не кокетка.
– По мнению родителей, значит, – повторил Юханссон.
– Я понимаю, куда ты клонишь, – сказал Ярнебринг. – Но так же, если верить учителям и всем, знавшим ее, с кем мы разговаривали.
– В обычном случае, пожалуй, так и было, – сказал Юханссон. – Но сейчас речь не о заурядном вечере. Сначала она убегает от своей матери. Когда приходит домой к отцу, там заперто, сам он отсутствует, пусть и не предупреждал, что собирается уехать. Кроме того, она забыла ключи. Никакого телефона у нее нет. Мобильников ведь не существовало в те времена. Я полагаю, в такой ситуации она могла позволить себе массу поступков, которых никогда не совершила бы в обычном случае.