– Все будет хорошо, Сирил. В нашей подсобке никто тебя не увидит. И потом, все пошли слушать выступление этого министра.
Я кивнул и последовал за ней, вспоминая, как семь лет назад мы с моим другом вошли в этот самый буфет и Джулиан, выдав себя за депутата от неведомых округов, заказал нам пиво. А эта самая женщина взгрела нас, да еще всыпала отцу Сквайрсу за то, что оставил детей без присмотра. Нынче она снова показала свое бесстрашие перед начальниками.
Я подсел к столу возле окна. Миссис Гоггин принесла мне стаканчик бренди и влажным полотенцем отерла кровь с моего лица.
– Ничего, – приговаривала она, улыбаясь, – пустячная царапина.
– Раньше никто меня не бил, – сказал я.
– Давай-ка выпей, это поможет. – Буфетчица вгляделась в мое лицо и чуть нахмурилась, словно узнав в нем какие-то черты, но потом тряхнула головой и бросила полотенце в миску с водой. – Что там у вас произошло?
– Всё из-за министра образования. Похоже, у пресс-секретаря день не задался и он искал, на ком бы отыграться. Решил, что я из этих.
– Из каких?
– Из голубых.
– А ты из них? – спросила миссис Гоггин беспечно, словно интересуясь, какая нынче погода.
– Да. – Я впервые признался в этом незнакомому человеку, ответ слетел с моих губ, прежде чем я успел прикусить язык.
– Что ж, бывает.
– Я еще никому об этом не говорил.
– Да? А мне зачем сказал?
– Сам не знаю. Вдруг показалось, что вам сказать можно, что вас это не оттолкнет.
– Оттолкнет? С какой стати? Мне-то что?
– Почему нас так ненавидят? – после долгой паузы спросил я. – Кому какое дело, если кто-то голубой?
Миссис Гоггин пожала плечами:
– Помню, один мой приятель как-то сказал: мы ненавидим то, что боимся найти в себе.
Я промолчал и отхлебнул бренди, раздумывая, стоит ли возвращаться на работу. Наверняка мисс Джойс вскоре узнает о происшествии, и хоть теоретически государственного служащего уволить нельзя, для этого есть всякие обходные пути, а положение мое еще хлипче, чем у мистера Денби-Денби или нашего министра. И тут вдруг я увидел, что миссис Гоггин платком утирает слезы.
– Не обращай внимания. – Она попыталась улыбнуться. – Понимаешь, такая жестокость очень тревожит. Я с ней уже сталкивалась и знаю, к чему это приводит.
– Вы никому не скажете, правда?
– О чем?
– В чем я признался. Что я ненормальный.
– О господи! – Миссис Гоггин рассмеялась и встала. – Не валяй дурака. В нашей сволочной стране вообще нет нормальных людей.
Маффеты
Я не известил Мэри-Маргарет (она же не такая) о потере работы, но, сильно стесненный в средствах, уже тревожился, чем первого числа платить за квартиру. Дабы избежать ненужных расспросов Альберта и обоих Хоганов – почему это днем я торчу дома, – каждое утро я в обычное время покидал свое жилище и до открытия кинотеатров бесцельно слонялся по городу. Затем покупал грошовый билет на первый сеанс, после которого прятался в туалете, а когда в зале гасили свет, вновь пробирался на свободное место – и так весь день.
– Что-то с тобой неладно, Сирил, – сказала Мэри-Маргарет, когда в день ее рождения я на свои скудные капиталы повел ее на праздничный ужин. Я выбрал новый итальянский ресторан на Меррион-сквер, получивший отличные отзывы, однако подруга моя, изучив меню, заявила, что не станет унижать свой желудок заморской едой, но возьмет свиную отбивную с картофелем, а запьет все стаканом водопроводной воды. – У тебя недомогание?
– Нет, домогаюсь себя регулярно.
– В каком смысле?
– Да это я так. Все хорошо. Беспокоиться не о чем.
– Как же не беспокоиться, за кого ты меня принимаешь? – удивилась Мэри-Маргарет, проявив редкое для нее участие. – Ты мне очень нравишься, Сирил. Пора бы уж это понять.
– Я понимаю. Ты мне тоже очень нравишься.
– Нет, ты должен сказать, что любишь меня.
– Хорошо, я тебя люблю. Как отбивная?
– Недожаренная. А картофель пересоленный.
– Так ты сама солила.
– Да, но все равно. Я бы кое-что сказала официанту, только не хочу поднимать шум. – Мэри-Маргарет отложила нож с вилкой и, оглядевшись, прошептала: – Знаешь, я должна кое-что тебе сообщить. Жалко портить такой прекрасный вечер, но так и так ты об этом узнаешь.
– Весь внимание. – Меня удивило невиданное явление – ее глаза на мокром месте, и я, слегка размякнув, потянулся к ее ладони.
– Не надо. – Она отдернула руку. – Соблюдай приличия.
Я вздохнул.
– Что ты хотела сказать?
– Я немного расстроена. Только обещай, что между нами ничего не изменится.
– В этом я абсолютно уверен.
– Хорошо. Ты знаешь мою кузину Сару-Энн?
– Понаслышке. – Интересно, подумал я, почему в их семействе всем девочкам дают «двуствольные» имена? – Раз-другой ты ее поминала, но мы, по-моему, не встречались. Это она хочет стать монашкой?
– Да нет же, то Джозефина-Шона. Знаешь, какой у тебя недостаток?
– Я все пропускаю мимо ушей?
– Именно.
– А кто тогда Сара-Энн?
– Та, что живет в Фоксроке и учительствует в младших классах, что меня всегда удивляло, поскольку она не умеет делить столбиком и вообще практически безграмотна.
– Ах да! – Я вспомнил пикник в саду и девицу, беззастенчиво со мной заигрывавшую. – Кажется, она весьма симпатичная?
– Ладна телом, да хороша ли делом.
– А что это означает? Я никогда не понимал эту пословицу.
– Что означает, то и означает.
– Понятно.
– С Сарой-Энн случилась неприятность, – продолжила Мэри-Маргарет.
Вот теперь я навострил уши. Обычно за едой моя подруга бранила современную молодежь за ее манеру одеваться и громкую музыку, что сродни дьявольским воплям.
– Слушаю, – сказал я.
Мэри-Маргарет снова огляделась – не подслушивает ли кто – и, подавшись вперед, прошептала:
– Сара-Энн пала.
– Пала?
Утвердительный кивок:
– Пала.
– И сильно ушиблась?
– Что?
– Где она упала? Что-нибудь сломала? И что, никто не помог ей подняться?
Мэри-Маргарет смотрела на меня, как на сумасшедшего:
– Вздумал побалагурить, Сирил?
– Нет. – Я растерялся. – Чего-то я тебя не понимаю.
– Она пала!