– Прекрасный способ отметить Рождество, – улыбнулся я. – Я-то думал, что дома буду угощаться пирожками.
– Я не ем пирожки, – сказал Питер. – От них меня жутко пучит.
– Какая жалость.
– Правда, перед уходом я навернул четыре штуки.
– Понятно. – Я чуть отодвинулся.
– Я прячу от него пирожки, – улыбнулась Руфь. – А он всегда отыщет. Такой обжора!
– А вы их просто не покупайте, – посоветовал я. – И тогда он ничего не найдет.
– Нет, это будет страшной обидой.
– Понятно. – Я глянул на часы.
– Если боитесь пропустить мессу, в одиннадцать часов в больничной часовне служат обедню, – сказал Питер.
– Нет, мне и так хорошо.
– Тут прекрасные мессы. Священники служат с душой, потому что для некоторых пациентов это последний обряд.
– Ночью мы были на службе, – сказала Руфь. – Хорошо хоть успели. Сейчас уж не до того.
– Признаться, я редко бываю в церкви, – сказал я. – Извините.
– Ах так. – Руфь откинулась на диване и поджала губы.
– Если совсем честно, последний раз я был в церкви, когда мы с Алисой венчались.
– И что хорошего? – сказал Питер. – Гордиться тут нечем.
– Да нет, я так, к слову.
– Знай ты, что больше не зайдешь в церковь, навеки запечатлел бы тот день в душе, правда? – усмехнулась Алиса.
В ответ я улыбнулся:
– Наверное.
– Где вы венчались? – спросила Руфь.
– В приходе Ренела.
– Хороший был день?
– Утро было хорошее, – сказала Алиса. – А потом все пошло кувырком.
– Венчание – очень важная часть свадьбы. А где было застолье?
– В «Шелбурне». А у вас?
– В «Грешеме».
– Прелестно.
– Давайте оставим тему религии, – предложил я. – И свадеб.
– Хорошо, – согласилась Руфь. – О чем поговорим?
– О чем угодно.
Она растерялась:
– Что-то ничего не приходит в голову.
– Как считаете, стоит показаться с моей сыпью, раз уж я здесь? – спросил Питер.
– Что? – не понял я.
– У меня жуткая сыпь на глупостях. А тут полно врачей. Может, кто-нибудь глянет?
– Не сегодня, – сказала Руфь.
– Знаешь, стало хуже.
– Не сегодня, говорю! Пристал со своими глупостями! Страдалец!
Я сделал отчаянную попытку сменить тему:
– Снег так и не выпал.
– Синоптикам веры нет, – сказала Руфь. – Что хотят, то и творят.
– И не говорите, – поддержал я.
– Долго сюда добирались?
– Не очень. Дороги пустые. В рождественское утро все сидят по домам. Как там Лора?
– Пока без новостей. Схватки начались уже давно, так что скоро, думаю, новости будут. Здорово, правда? Еще внучок или внучка.
– Здорово. Жду не дождусь. У вас уже сколько внуков?
– Одиннадцать.
– Много.
– Так у нас шестеро детей. Питер еще бы настрогал. Но я сказала – нет. Хватит шестерых. И после Диармайда прикрыла лавочку.
– Это уж точно, – согласился Питер. – Ставни спустила и больше не поднимала.
– Прекрати, Питер.
– Не хватало только вывески на глупостях: «Ушла обедать. Не вернусь вообще».
– Питер!
– В какой странный цвет здесь выкрашены стены, правда? – озираясь, сказала Алиса.
– Кто исполнял «Освобожденную мелодию»?
[64] – спросил я.
– Летом мы с Сирилом собираемся во Францию.
– У меня в левой коленке боль так и не проходит.
– Я всегда хотел большую семью, – сказал Питер, игнорируя наши отчаянные попытки увести разговор от их интимных мест.
– Шесть – это мало, что ли? – возразила Руфь.
– Больше чем достаточно, – поддержала Алиса. – Я с одним-то намаялась.
– Ну мы же их поднимали вдвоем, – сказал Питер. – У вас-то помощника не было?
Алиса чуть помешкала с ответом – видимо, раздумывала, стоит ли выгораживать меня перед посторонними.
– Нет, не было. Хотя брат мой о нас позаботился. В первые годы он мне очень помог.
Я покосился на нее – друг над другом мы подтрунивали охотно, однако шутки наши никогда не касались Джулиана.
– Сирил, вы близки с Лиамом? – спросила Руфь.
– В общем, да, мы ладим.
– Насколько я знаю, бедный мальчик нуждался в сильной отцовской руке.
– В смысле?
– Ну, после поступка его родного отца. Алисе повезло, что в конце концов она встретила настоящего мужчину.
– А-а.
– Мне нравятся мужественные мужчины. А тебе, Алиса?
– Конечно.
– Мне тоже, – сказал я.
– Только человек большой души примет чужого ребенка. – Питер хлопнул себя по ляжке. – И уж особенно сынка голубого гея. Я о твоем бывшем муженьке, Алиса, ты уж не обижайся. Нет, Сирил, я вами восхищаюсь. Не знаю, смог бы я так поступить?
– Никаких обид. – Алиса улыбалась от уха до уха.
– Одно скажу: слава богу, Лиам не стал таким, как его папаша, – продолжил Питер. – Как думаете, это передается по наследству?
– Рыжесть вот передается, – сказала Руфь. – Так что вполне возможно.
Я взглянул на Алису:
– Ты сама скажешь или мне сказать?
– Давай помолчим и послушаем. Я получаю удовольствие.
– Что-что? – недослышала Руфь.
– Алиса говорит, вы прекрасный скрипач, – сказал Питер. – А я вот бренчу на укулеле. Когда-нибудь играли на укулеле?
– Нет, – признался я. – И скрипку в руках не держал.
– По-моему, Алиса упоминала скрипку – нахмурилась Руфь. – Или виолончель?
– Нет-нет, скрипку – сказала Алиса. – Только вы говорите о моем муже Сириле, который играет в симфоническом оркестре национальной телерадиокомпании. Но это не он. Это мой бывший муж Сирил. Вы уже встречались, не помните? Несколько лет назад. Я думала, вы сориентировались.
– Я – Сирил Первый, – пояснил я. – А где, кстати, Сирил Второй?
– Прекрати его так называть! Дома готовит праздничный стол.