– Как мило, что ты не держишь зла, – сказал я.
– Заткнись, Сирил.
– Нет, правда, ты очень покладистая. Уму непостижимо, почему до сих пор никто тебя с руками не оторвал.
– Это шутка такая?
– Да. Но когда слова сходят с моих уст, они почему-то не столь смешны, как задумывалось.
– Некоторым лучше оставить потуги на юмор.
– Ладно, шутки в сторону, я тебе очень признателен.
– Это меньшее, чем я могу ему отплатить, – сказала Алиса. – Макс купил этот дом за бесценок, когда Чарльз в первый раз угодил в тюрьму. По правде, отчасти и Макс виноват, что он там оказался. Когда-нибудь дом перейдет Лиаму, а Чарльз ему такой же дедушка. Вот только есть одна деталь. Лиам говорил, что в моей жизни произошли кое-какие перемены?
– Нет. Последнее время он не отвечает на мои звонки.
– Почему?
– Не ведаю. Похоже, опять меня возненавидел.
– За что? Ты что-то натворил?
– Насколько я знаю, нет. Возможно, он неверно истолковал мое замечание о его девушке.
– А что ты сказал? О какой девушке?
– О Джулии. Я спросил, модно ли сейчас женщинам не брить ноги и подмышки.
– О господи! Хотя ты прав. Она как обезьяна. А он что?
– Сказал, только старичье использует слово «модно».
– Да, это верно. Сейчас говорят «хиппово».
– Позволь усомниться.
– Сирил, я университетский преподаватель. День-деньской вращаюсь среди молодежи. Я знаю их жаргон.
– И тем не менее. «Хиппово» ничуть не современнее, чем «модно». И, по-моему, слово «жаргон» уже не употребляют.
Ладно, как бы то ни было, Лиам обиделся. Странно, я вовсе не хотел показаться невежливым.
– Ничего, переживет. Сейчас он обижается на все. Я вот спросила, что подарить ему на день рождения, а он только фыркнул – плюшевого, говорит, мишку.
– Подари мохнатого. Похоже, ему это нравится.
– Да он не всерьез.
– А вдруг? У многих взрослых есть мишки. Один мой знакомый всегда с собой носит Винни Пуха, а по праздникам обряжает его в нарядные одежки. Штука весьма утешительная.
– Да не нужен ему мишка! Он просто ерничал.
– Ты сказала, в твоей жизни кое-что изменилось, – напомнил я. – Что именно?
– А, да. Понимаешь, у меня кое-кто поселился. Мужчина.
– Какого рода мужчина?
– Что значит – какого рода? Что это за вопрос?
– То есть ты приютила своего ухажера?
– Да. А что?
– Ты не забыла, что все еще замужем за мной?
– Очередная твоя шуточка?
– Она самая. Я очень рад за тебя, Алиса. Пора уже с кем-нибудь сойтись. Как его зовут? Благородны ли его намерения?
– Обещаешь не смеяться?
– А что тут смешного?
– Его зовут Сирил.
Я не удержался. Захохотал.
– Невероятно! В Дублине всего два человека с таким именем, и ты обоих захомутала.
– Тебя я не захомутала, – возразила Алиса. – Если помнишь, я только готовила упряжь. Слушай, совпадение просто кошмарное, не устраивай, пожалуйста, балаган. И без того мороки хватает. Все мои друзья думают, что он гомосексуалист.
– Видишь ли, ориентация не зависит от имени.
– Да нет, они думают, это ты. Мол, мы опять вместе.
– А ты бы хотела?
– Уж лучше сразу головой в омут. А ты хотел бы?
– Очень. Я тоскую по твоему телу.
– Заглохни! Если Чарльз сюда переедет, не смей потешаться над Сирилом.
– Наверное, не сдержусь. Нельзя упустить такую возможность. И чем занимается Сирил Второй?
– Не смей его так называть! Он скрипач в симфоническом оркестре национальной телерадиокомпании.
– Круто. Твой ровесник?
– Не вполне. Недавно ему исполнилось сорок.
– На семь лет моложе. Лихо. И сколько уже он наставляет мне рога в нашей супружеской обители?
– Никакая это не супружеская обитель. Была бы, если б в свое время ты не дал деру, как перепуганная девчонка. Сирил здесь живет чуть больше двух месяцев.
– Лиам его принял?
– Вообще-то, да.
– Нет, принял или ты так говоришь, чтоб мне досадить?
– Понемногу и того и другого.
– Признаюсь, я удивлен. Насколько я успел заметить, Лиаму никто не нравится.
– А Сирил понравился.
– Молодчина Сирил. Не терпится его увидеть.
– Я думаю, в этом нет нужды.
– Он не против подселения твоего свекра? Кукушки, так сказать, в гнезде.
– У нас не гнездо, а дом. И не называй Чарльза свекром, меня это бесит. Нет, Сирил не возражает. Он очень покладистый. Для скрипача.
И вот через несколько дней мой приемный отец вновь занял свою бывшую комнату на втором этаже; теперь он уже не куролесил с женщинами ночь напролет, но приступил к главному делу своей жизни – в хронологическом порядке читал все романы жены.
– Когда Мод была жива, я прочел только одну ее книгу, – поделился Чарльз в момент просветления, которое чередовалось с помрачением огорчительно регулярно. – Помню, мне страшно понравилось. Я еще сказал, роман буквально просится на экран в постановке Дэвида Лина или Джорджа Кьюкора, а Мод ответила: еще раз услышу подобную чушь – подсыплю тебе мышьяку в чай. Я, знаешь ли, не большой знаток литературы, однако в Мод была искра божья.
– С этим многие согласятся, – сказал я.
– Надо сказать, она очень хорошо меня обеспечила. Скоро все достанется тебе.
– Что-что? – удивился я.
– Ты же мой ближайший родственник. Официальный. Я все завещал тебе, включая права на книги Мод.
– Перестаньте! Это же миллионы!
– Если хочешь, могу переписать завещание. Время еще есть. Оставлю деньги богадельням. Или Боно, уж он-то сумеет ими распорядиться.
– Нет-нет, – поспешно сказал я, – не надо ничего делать впопыхах. Если что, я сам позабочусь о богадельнях. А Боно как-нибудь обойдется.
– Душенька Мод, – улыбнулся Чарльз. – Кто знал, что писатель может так хорошо зарабатывать? А еще говорят, мы живем в мещанском мире. Кажется, твоя жена писала диссертацию по творчеству Мод?
– Да, а позже превратила ее в книгу. Но лучше не называть Алису моей женой. Она этого не любит.
– Как-нибудь надо поболтать с ней об этих романах. Вот читаю один за другим и наконец-то понимаю, отчего вокруг них такая кутерьма. Но, будь такая возможность, я бы сказал Мод, что иногда в книгах ее проскальзывает нотка мужененавистничества. В ее романах мужья всегда пустоголовы, нечутки и неверны, у них грязное прошлое, микроскопические члены и сомнительные моральные устои. Вероятно, художественная фантазия, свойственная писателям. Помнится, Мод не особо ладила с отцом. Видимо, это нашло отражение в ее сочинениях.