Странная история дочери алхимика - читать онлайн книгу. Автор: Теодора Госс cтр.№ 88

Потом была боль, много боли. Мы с Кэтрин не раз говорили об этом, когда работали в Цирке Лоренцо. Мы обе были сотворены людьми, поэтому сразу поняли друг друга, еще при первой нашей встрече. Она тогда спросила: «Ты помнишь эту боль?» – а я ответила: «Как я могу ее забыть?» Но я, конечно, исцелилась.

– Ты можешь ходить? – спросил мой отец.

Я слезла со стола и, как младенец, заковыляла по спальне, которую он для меня приготовил. Где-то с неделю я могла только лежать на соломенном матрасе, металась между сном и явью, и видела горячечные сны. Но пришел день, когда я открыла глаза – и увидела золотой солнечный свет, и услышала шум моря, бившегося о скалы далеко внизу. Я слышала пение птиц, жужжание насекомых. Горячка прошла, я была снова жива.

– Я очень волновался, – позже говорил мне отец. – Боялся, что снова тебя потеряю.

Так что, как видите, он за меня переживал. Любил меня…

Я думаю и говорю о нем как об отце, потому что никого из бывших до него я не помню. Отец Жюстины Мориц умер, когда она была совсем мала. Именно Франкенштейн дал мне новую жизнь – ту, которой я живу сейчас. Я заново училась ходить, говорить, есть ложкой и вилкой, читать первые слова и составлять из них предложения. И всему этому он учил меня сам, терпеливо и заботливо. Он купил для меня женское платье, но оно было слишком мало. Создавая меня, отец был вынужден несколько увеличить мои члены, растянуть суставы. Он ведь не был профессиональным хирургом – только лишь университетским студентом. Он не владел искусством Моро.

Сначала я носила его одежду, хотя брюки были для меня слишком коротки. Но оказалось, что, если отрезать низ платья и надставить его широким поясом, получится неплохая юбка. Я шила эту юбку той же иглой и нитями, которыми он сшивал вместе мои члены… Поверх юбки я надевала отцовскую рубашку. Если подпоясаться поверх рубашки, я выглядела даже вполне благопристойно.

Шаг за шагом я училась, овладевала науками. Много месяцев мы мирно жили вдвоем в уединенном домике с каменными стенами и низкой тростниковой крышей. Раз в неделю отец плавал на лодке, как он выражался, на материк, потому что мы жили на острове – позже я выяснила, что это был один из Оркнейских островов. Несмотря на гордое звание материка, это тоже был остров, просто большой, самый крупный из группы. Итак, раз в неделю отец привозил оттуда провизию – муку, сахар, все, что мы не могли сами вырастить в нашем садике за каменными стенами или купить у немногочисленных бедных селян, которые жили с нами на одном острове. Никто нас не беспокоил, никто не видел меня, кроме разве что случайно забредавшей к нам овцы – и как-то раз мальчик-пастух помахал мне рукой издалека.

Мы вели очень простую жизнь. С утра завтракали овсяной кашей, потом гуляли по холмам или спускались на каменистый пляж, иногда играли в мяч, чтобы улучшить мою координацию движений. Потом была учеба. Отец столь многому меня научил – подозреваю, не только из желания дать мне образование, но и просто от скуки, ища, чем бы ему заняться. Будучи Жюстиной Мориц, я была обычной служанкой, которая кое-как умеет читать волшебные сказки и слагать и вычитать с помощью пальцев. А став Жюстиной Франкенштейн, я читала Аристотеля и обсуждала с отцом страдания юного Вертера. Отец привез с собой на остров два чемодана – в одном хранилась я, а в другом – его любимые книги. Вскоре я прочитала их все и начала перечитывать самые любимые по второму разу.

Я знала, что такая жизнь не может длиться вечно. Отец много мне рассказывал. Он говорил, что его ждет Элизабет, с которой он помолвлен, и что ему нужно возвращаться в Ингольштадт, продолжать учебу в университете. Но я тогда была так юна – душой еще младше, чем телом, и не думала много о подобных вещах. Мой мир состоял из каменного домика на вершине утеса, обдуваемого морскими ветрами, и нашего маленького садика, и волн вечно беспокойного моря.

Жюстина: – Это прекрасно звучит – вечно беспокойного моря! Спасибо, Кэтрин. В твоем изложении я куда красноречивее, чем в жизни.

Кэтрин: – Вообще-то эту главу ты сама написала. Ты пишешь гораздо лучше, чем тебе самой кажется.

Жюстина: – Ты мне льстишь. В конце концов, английский мне даже не родной язык. Вот если бы я могла писать по-французски…

Кэтрин: – Ты озабочена своим английским не меньше Беатриче, и это очень глупо с вашей стороны. У тебя богатый словарный запас и отличный стиль, разве что чуть более мильтоновский, чем это сегодня принято.

А потом настал день, когда появился он. Адам. Чудовище.

Мы с отцом сидели на солнце на вершине утеса, к подножию которого притулился наш домик. Я делала наброски – отец научил меня рисовать, чтобы развивать мелкую моторику. Он привез с собой карандаши и альбомы, чтобы делать анатомические рисунки, но я по большей части рисовала бабочек и цветы, которые росли на скалах и в расщелинах. Рисование стало моим любимым занятием, моим способом сохранить для себя чудеса мира природы. Оказалось, что у меня верный глаз и хорошая рука. И снова не знаю, было это во мне от Жюстины Мориц – или же от Жюстины Франкенштейн.

Отец сидел рядом на траве и читал «Жизнеописания» Плутарха. И тут внезапно послышался рев – будто кричало дикое животное.

– Так вот ты где, мой мучитель! Предатель! Как ты смеешь сидеть тут и наслаждаться солнцем, когда я живу во мраке и отчаянии!

Это был Адам. Хотя сейчас я думаю, что лучше бы отец назвал его Люцифером. Он напомнил мне самого дьявола своей ужасной гордыней и яростью.

Отец поднялся и пошатнулся. Я вскрикнула, боясь, что он сорвется со скалы и упадет. Мы сидели на самой вершине утеса, любуясь видом на соседний остров через пролив и на волны, бившиеся внизу о берег. Но отец смог удержать равновесие. Я хорошо помню его в тот момент – он стоял на вершине, на фоне ярко-синего неба, возвышаясь надо мной, хотя на самом деле я была на целый фут выше его ростом.

– Ты ее не получишь, – были его первые слова.

– Не получу? – расхохотался Адам. – Она принадлежит мне. Ты создал ее для меня, по моему приказу. И теперь ты смеешь говорить мне, что я ее не получу? Помни, Франкенштейн, жизни твоих близких в моих руках. Я уже убил Уильяма, ты хочешь, чтобы следом я убил и Эрнеста? А потом – твою возлюбленную Элизабет?

– Нет, нет, – вскричал мой отец, схватившись за голову. – Дай мне подумать, дай мне время подумать…

– У тебя было достаточно времени, – сказал Адам. – А теперь оно истекло. Эй ты, – обратился он ко мне. – Идем со мной. Тебя создали для меня, чтобы ты стала моей спутницей и супругой. Мы уйдем на край земли, найдем уединенное место, где будем вечно делить друг с другом наше жалкое существование.

– Я вам не «Эй ты», – возразила я. – Меня зовут Жюстина, и я – разумное создание, способное самостоятельно управлять своими действиями. И у меня нет желания уходить с вами в уединенное место и влачить там жалкое существование. Я догадываюсь, кто вы такой, – мой отец рассказывал мне, что до меня он уже создал живое существо, злобное и уродливое. Вы ведь и есть то самое существо, верно? А теперь вы говорите, что я была создана по вашему приказу. Может быть, это и правда, но никакое обещание, данное моим отцом до моего рождения, не может обязывать меня сейчас. Я способна разумно мыслить, а значит, свободна, так утверждает месье Руссо. Своими угрозами вы доказали, что недостойны меня. Мой выбор – отказаться идти с вами.