Балканы. Окраины империй - читать онлайн книгу. Автор: Андрей Шарый cтр.№ 97

^{Постойнская пещера. Рисунок, 1885 год. Газета Allgemaine Illustrierte Zeitung}

Постойнска-Яма убедительно доказывает, что Словения не испытывает недостатка в доисторических раритетах. Туристы пока смогли освоить лишь 20 из 8 тысяч обнаруженных под альпийско-балканской страной карстовых пещер, ученые разных профилей старательно исследуют еще несколько сотен подобных объектов. В 1995 году в археологическом парке Дивье Бабе в северо-западной Словении палеонтолог Иван Турк обнаружил занятный первобытный артефакт. Изучив фрагмент бедренной кости молодого пещерного медведя с пробитыми в ней отверстиями и оценив возраст этого предмета в 43 100 лет, Турк сделал вывод: находка представляет собой древнейший из известных нам музыкальных инструментов. Обломанная желтоватая медвежья кость с двумя идеально круглыми дырочками (и признаками еще одного или двух таких же отверстий) получила название «неандертальская флейта», поскольку изготовление свистульки приписали неандертальцам. Научная дискуссия вокруг находки из Дивье Бабе, если вульгаризировать суть спора, сводится к вопросу, способен ли был неандерталец играть на флейте. Ответ дал народный музыкант Любен Димкароски, исполнивший на изготовленной с помощью копий праисторических костяных и каменных инструментов реплике дудочки несколько несложных мелодий; в их числе я различил средневековый гимн «О скоротечности жизни». В Словении, в Люблянских болотах, найдено еще и самое древнее в мире деревянное колесо — почти метрового диаметра; как установлено, изготовленное не менее 5 тысяч лет назад. Кроманьонцы к тому моменту развились в людей современного типа.

И это колесо, и «флейта», на которой, как предполагается, музицировали неандертальцы, и человеческая рыбка Proteus anguinus, и вечно бунтарское творчество рок-группы Laibach, и созданные около 1000 года так называемые Брижинские отрывки — пионерная исповедальная рукопись на словенском языке, и благородные липицианские лошади, гордость императорской выездки, и классическая поэзия Франце Прешерна, и княжеский камень из Карантании, и белоснежное плетение на коклюшках, и многое другое — все это бесконечное разнообразие фрагментов в совокупности составляет словенскую национальную идентичность. Крохотные частицы того, что — взятое воедино и как единое понятое — дает словенцам основание чувствовать себя словенцами, даже если кому-то из них не по нраву индустриальный рок или если они в детстве злились, когда учителя заставляли их зубрить наизусть строфы из «Венка сонетов».

К достоинствам словенцев я бы отнес то обстоятельство, что, препарируя собственное прошлое, они не посягают на чужие легенды и подвиги и не смешивают их со своими: ну не было у нас великого древнего царя — и шут с ним! Это вновь приводит к разговору о плотности и разреженности национальных исторического и культурного пространств, о деталях и зрелости «больших» и «малых» культур. Гений Шекспира или Моцарта в Любляне и Мариборе признают столь же безоговорочно и с такой же охотой, как в Лондоне и Зальцбурге, но вот как быть с домашними, словенскими талантами? Считается, к примеру, что в России на 140 миллионов населения с лишним около 100 тысяч писателей (кто бы определил, много это или мало?). А сколько писателей должно быть в двухмиллионной Словении, чтобы ее литературу признали качественной, достойной частого перевода на языки международного общения? Можно ли проверить алгеброй гармонию? Достаточно ли Объединенной Словении, чтобы войти, фигурально выражаясь, в Европу, одних только Прешерна, Ивана Цанкара, ну еще невероятного Бориса Пахора? ^[58] Либо в данном случае логичнее искать сравнения не с русской или английской литературами, а с ситуацией в сопоставимых со Словенией по площади и населению Удмуртии и Чувашии, в которых тоже ведь существуют национальные культуры и свои пусть скромные, но знаменитости?

Между культурой, в которой та или иная литература возникает, и тем, о чем эта литература рассказывает, существуют прочные связи. Есть мнение, согласно которому литература настолько национальна, что только изредка имеет шансы стать универсальной. Отсюда вывод, что умелый модернист Цанкар со своими «Видениями из сна» или плодовитый современный постмодернист Драго Янчар со своим «Безымянным деревом», сколько бы и на какие бы языки их ни переводили, навсегда останутся писателями, важными исключительно для словенцев, а в Швеции или Греции никто их читать все равно не будет. Это не значит, что Цанкар и Янчар — плохие писатели; это значит, что они исключительно национальные писатели.

Из этого ряда выбиваются знаменитости дигитальной эпохи, сблизившей высокую и массовую культуру. Философу Славою Жижеку принесла известность работа «Возвышенный объект идеологии». В качестве метода познания Жижек применил передовую для того времени (на дворе стоял конец 1980-х годов) методику исследований мультикультурализма, а мультикультурализм основан на этическом признании и уважении другого. Сложные вроде бы для восприятия работы Жижека, основателя довольно модной Люблянской школы философии, содержат массу эпатажных мыслей, которые, с одной стороны, работают на популярность их автора, а с другой — способствуют последовательной критике его идейной концепции со стороны многих ученых зануд. Один такой зануда прозвал Жижека Элвисом Пресли теории культуры, и этот остроумный человек близок к истине. Как и в случае с неандертальцами и их волшебной флейтой, на словенской почве сформулирован парадоксальный вопрос, на который нет однозначного ответа: возможно ли популяризовать серьезное знание, нивелируя его до уровня статей в журналах, которые вы листаете в парикмахерской?

Для одной Словении этих двух вопросов более чем достаточно, тем более что у маленьких стран собственный масштаб ощущения большого мира. Вот пример: красавица-модель Меланья Кнавс стала первой леди США Меланьей Трамп, и Словения по этой причине попала в заголовки международных новостей, что случается нечасто. Скажите, это достойный предмет для гордости нации, реальная тема пусть для мимолетного всесловенского торжества? В середине 1990-х первый президент Словении Милан Кучан в неформальной обстановке, под бокал вина, так ответил мне на вопрос, какую политическую задачу он считает для себя главной: «Независимость мы завоевали. Теперь нужно добиться, чтобы мою страну перестали путать со Словакией».