Джузеппе Томинц. «Петр II Негош в одеянии владыки». 1833 год. Монастерь Рождества Пресвятой Богородицы, Цетине
БАЛКАНСКИЕ ИСТОРИИ
КАК ПОЭТ СПЛЕЛ ГОРНЫЙ ВЕНЕЦ
Героико-эпическую поэму «Горный венец», сочиненную Петром II Петровичем-Негошем в 1846 году, подписанную просто Негош и отпечатанную в типографии монастыря Армянской католической церкви в Вене, принято считать вершиной сербского стихотворного творчества. В середине 1840-х годов черногорский владыка находился в расцвете творческих сил, из-под его пера в тот период вышли также ставшие южнославянской классикой поэма «Луч микрокосма», действие которой разворачивается в межпланетном пространстве, и стихотворная документальная драма «Лжецарь Степан Малый». В «Горном венце» описан трагический рождественский вечер, события начала XVIII века: черногорские сербы «всенародной волей» истребляют и изгоняют со своих земель османов и перешедших в ислам «потурченцев». Многим историкам это событие представляется вымышленным. Поэма, так или иначе, воспевает священное наказание предателей родины и веры, или, как цинично сострил один исследователь, «попытку окончательного решения национального вопроса». В героической интерпретации рождественский вечер предстает как выбор между потерей национальной идентичности и необходимостью очищения расы во имя идеалов независимости. Исламизация черногорцев, в которой стихотворец видит предпосылки разрушения сербского культурного кода, вызывает в его душе такие отчаяние и ярость, что вероотступникам он не оставляет права на жизнь. Обычаи трудного времени позволяют поэту только мечтать о гуманизме, толерантности, милости к падшим. Расправа со «своими» — пролог борьбы за освобождение от власти «чужих», и не случайно исторический фон поэмы составляет прошлое «сербского рода», со времен Неманичей и битвы на Косовом поле. В южнославянском языковом пространстве «Горный венец» считался гимном вольности и чести, и рабочее название поэмы «Искра свободы» не кажется случайным. 2819 строф написаны сложным десятистопным хореем и стилизованы в соответствии с традициями народного фольклора. В XXI столетии книгу Негоша сложно воспринять некритически. С вековой дистанции хорошо видно, как разительно тогдашнее балканское понимание поэтической романтики отличалось от общеевропейской традиции. Еще один южный славянин, словенец Франце Прешерн, в тот же период сплел совсем другой поэтический венец, «Венок сонетов», в котором прежде других ценностей воспел любовные чувства. «Стихи его словно вытесаны из скал черногорской земли», — сказал литературовед о книге Негоша и не ошибся. «Горный венец» — жестокое чтение, хотя даже строгие критики признают за поэмой незаурядные литературные достоинства, объясняя идеологию автора особенностями его становления как мастера слова и политическими обстоятельствами. Биограф Петра II охарактеризовал истоки его дарования так: «Сербская слава была первая Негошева любовь, а звездное небо — первая загадка». Поклонники таланта Негоша, считая «Горный венец» шедевром, рассматривают эту поэму как попытку диалога черногорцев с другими народами и культурами (автор пространно описывает османские, славянские, венецианские обычаи) и свидетельство открытости природе и вселенной, явленной в философских рассуждениях. «Горный венец» — многоплановое произведение с десятками персонажей, характеры которых больше чем в действиях раскрыты в рассуждениях. Центральная фигура, владыка Данило I, целостен в стремлении объединить черногорские племена, ненависти к завоевателям и преданности делу сербства, но идеал его жизни, борьба за счастье народа, остается недостижимым.
Поколенье рождено для песен!
Тяжек ваш венец, зато плод сладок,
Ведь и смерти нет без воскресенья!
[39]
Царёв мост через реку Зету. Фото. Ок. 1900 года
Такое светлое восприятие не учитывает несколько обстоятельств. Петровичей-Негошей при дворе Романовых воспринимали как бедных родственников (один из петербургских царедворцев насмешливо называл князя Николу «живописной фигурой») и уж точно не как ровню, видели в них эксцентричных говорунов, которые и не пытались скрывать за гордой осанкой и сладкими речами прагматические интересы. Черногорские князья, заверяя Россию в лояльности, просили вспомоществования и покровительства в других столицах, а кратчайший путь в Петербург из Цетине лежал через Вену. В хозяйственном отношении маленькая славянская монархия была периферией австро-венгерского экономического пространства, без которого не могла существовать. Тем не менее авторитет большой России в маленькой Черногории до самого горького финала Романовых и Петровичей-Негошей оставался высоким.
В 1806 году Петр I Петрович-Негош выдвинул идею создания славяно-сербского царства с русским соправителем на троне; армия его горных стрелков помогала флотской экспедиции Романовых на Адриатике, но из затеи совместной державности ничего не вышло. Преемник и племянник оставившего после себя завет «Богу молись да за Россию держись» Петра I, Радивой (в монашеском постриге Петр, князь Петр II), как гласит предание, остановившись на пути в Петербург во Пскове, посетил могилу Пушкина в Святогорском монастыре, чтобы вдохновиться на создание поэтических произведений.
Никола Петрович-Негош, пожалованный званием генерал-фельдмаршала российской армии, отец 12 детей, известный в столицах разных стран по прозвищу Европейский тесть, выдал двух своих дочерей за внуков Николая I Романова — великих князей Николая Николаевича, большого любителя псовой охоты, и Петра Николаевича, увлекавшегося живописью и архитектурой. Цетинские невесты, Анастасия и Милица, окончили Смольный институт; обе княжны, по воспоминаниям современников, были умны и влиятельны, но отличались высокомерием, за что их недолюбливали при русском дворе и дразнили черногорскими воро́нами. Другие дети Николы породнили Петровичей-Негошей с монархическими домами Сербии, Италии, Болгарии, а также с представителями звучных аристократических фамилий Гессен и Мекленбург.
Король Никола с семьей. 1910 год
Единственный черногорский король с королевством, Никола I, продержался на престоле в общем счете 58 лет, но в вихре Первой мировой войны потерял и власть, и свою маленькую страну. Помимо прочего ему неожиданным и неприятным образом аукнулась казавшаяся столь успешной «матримониальная политика». В 1882 году черногорская принцесса Зорка вышла замуж за Петра Карагеоргиевича, в ту пору — жившего в изгнании претендента на сербский трон, будущего короля Дядю Петю. Молодая чета провела в Цетине восемь лет, до смерти Зорки от последствий родов. После дворцового переворота 1903 года Карагеоргиевичи вступили на престол, а еще через полтора десятилетия принц-регент Александр лишил власти некогда качавшего его в люльке черногорского дедушку. Надежного престолонаследника Никола подготовить не смог: кронпринц Данило не выказывал устойчивого интереса к государственным делам, не проявлял особых талантов военачальника и не воспитал в себе твердого характера. Оказавшись после смерти отца во главе правительства Черногории в изгнании, всего через шесть дней он отрекся от престола в пользу малолетнего племянника.