Балканы. Окраины империй - читать онлайн книгу. Автор: Андрей Шарый cтр.№ 20

Cтраница 20

^{Национальные костюмы Болгарии. Открытка. До 1945 года}

Отсюда и монументальная линейка. На многих болгарских площадях подняты конные статуи хана Аспаруха и хана Крума, они символизируют истоки здешнего былинного эпоса. Скульптуры царя Симеона, на троне или с посохом, обозначают золотой век старославянской культуры и средневекового военно-политического расцвета, ту краткую пору начала X столетия, когда Болгарии было по силам тягаться и с Византией. Потом — герои Асени, в их честь в Велико-Тырнове поставлен на рукоять и фаллической ракетой направлен в небо огроменный меч, к которому скачут четыре всадника на вздыбленных жеребцах. Свой царственный всадник есть в Варне — это Калоян, вошедший в историю под именем Грекобойцы. В Болгарии ему отдают должное за усилия по «консолидации государственности», но византийские хронисты писали об этом беспощадном правителе, имевшем обыкновение закапывать пленных живыми в землю, с ужасом. После Асеней следует многовековая пауза, вызванная трагедией чужеземного плена, и вот они, храмы мучеников — некрополи южнославянских гайдуков, героев антиосманского сопротивления, разночинцев, что стали святителями новоболгарской борьбы. Свободе в высокодуховном или матери-Болгарии в высокопатриотическом смысле посвящены пафосные монументы и павильоны в Софии, Русе, Пловдиве, других болгарских городах и местечках, почти повсюду с бронзовыми львами.

^{Царь Фердинанд I провозглашает государственную независимость Болгарии. Фото. 1908 год}

Торжественные аккорды исторической оды независимости — монумент русскому царю-освободителю Александру II в центре Софии (работы итальянского скульптора) и каменная башня на перевале Шипка (опять же с бронзовыми львами), прославляющие новоболгарскую государственность под попечительством империи Романовых. Подобных, больших и малых, памятников признательности русским за все хорошее на территории Болгарии поставлено немало. В середине XIX века российское общество было охвачено сочувствием к южным славянам. В 1860 году Иван Тургенев опубликовал роман «Накануне», главный герой которого, болгарский студент Московского университета Дмитрий Инсаров, не мыслит для себя счастья, если несчастлива его родина: «В моем Отечестве не найдется горстки земли, которая не была бы пропитана кровью героев». Инсаровскую страсть освободить Болгарию Тургенев сочетает с ожиданием российских общественных реформ и избавления от крепостной зависимости. Другое дело, что Инсаров не победил, а умер от чахотки, так и не увидев родину, а его русская возлюбленная, типичная тургеневская девушка, отправилась за Дунай в одиночестве, где стала конечно же сестрой милосердия на проигранной ее Отечеством войне. Критика зло шутила над писателем: «За этим ‘Накануне’ не наступит завтра», Тургенев даже подумывал об «отставке из литературы», но утешился и написал «Отцов и детей». Ожидание счастья обернулось в романе «Накануне» трагизмом одиночества, и это горестным образом перекликалось с драмой болгарской повстанческой борьбы. Русский император снова и снова посылал полки на Балканы, студенты и гимназисты записывались в армию добровольцами, чтобы погибнуть за тридевять земель, дамы вышивали для ополчения шелковые знамена, журналисты публиковали пламенные тексты, поэты сочиняли прочувственные строфы. Вот фрагмент стихотворения Якова Полонского «Болгарка»:

^{Памятник царю-освободителю Александру II в Софии. Фото. До 1918 года. Государственное агентство «Архивы», София}

Спаситель в итоге пришел и взял города; стихли, как и хотел поэт, крики муэдзина. Сентимент в жизни кое-что значит, но национальные интересы определяются все же прагматическими соображениями политики. Это понимали, конечно, не только многие болгары, но и, с самого начала, трезвомыслящие романовские царедворцы. «Освобождение христиан из-под ига — химера. Болгары живут зажиточнее и счастливее, чем русские крестьяне; их задушевное желание — чтобы освободители по возможности скорее покинули страну», — писал о кампании 1877–1878 годов русский генерал Эдуард Тотлебен. В начале следующего века на румынском и салоникском фронтах Первой мировой болгарские солдаты, иногда плечом к плечу с «историческими соперниками» османами, сражались против «исторических союзников», а у черноморского побережья и в низовьях Дуная болгарские катера успешно ставили минные заграждения против русских кораблей. Это расстраивало, например, главного классика болгарской литературы Ивана Вазова, автора образцового национально-освободительного романа «Под игом». В 1876 году в стихотворении «Россия», превращенном потом социалистической пропагандой в мантру русско-болгарской дружбы, Вазов с молодым задором из румынской эмиграции призывал освободителей прийти на землю своей страдающей родины:

^{Иван Вазов. Фото. Начало XX века. Государственное агентство «Архивы», София}

Ровно через 40 лет, в 1916-м, Вазов сочинил другое произведение, «К русскому солдату», совершенно противоположного настроения, ставшее итогом философского переосмысления отношения к братьям с севера, на сей раз появившимся на границах Болгарии, «чтобы нас опутать игом новым». Вазов и хотел бы обнять русского, да это выше его болгарских сил, потому что в солдатском взоре поэт увидел теперь не любовь, а ярость.

Собственно, тут нечему удивляться: кто приходит освобождать — тот и брат, а болгарину дороже всего вольная Болгария. Марксистская наука впоследствии объясняла казусы межславянских противоречий кознями прявящих элит, толкавших народы на «братоубийственную схватку», но научный объективизм подсказывает другое. В сбросившей османские путы небольшой бедной стране с неграмотным крестьянским населением не существовало ни управленческого класса, ни научных школ, ни системы профессионального образования. Командирами полков, начальниками военных академий, директорами музеев, министрами поначалу становились в Болгарии, где и монарх был иностранцем, чужеземные специалисты — не только русские, но и чехи, немцы, австрийцы. И Петербург, и Вена (но особенно Петербург) пытались конвертировать болгарское чувство признательности и свое влияние на востоке Балкан в геополитическую и финансовую выгоду. Во второй половине XX столетия это проявилось с особой силой: болгарам предписано было беспрестанно демонстрировать чувство глубокой благодарности, даже в государственном гимне петь не только про Софию: «С нами Москва и в мире, и в бою».