Балканы. Окраины империй - читать онлайн книгу. Автор: Андрей Шарый cтр.№ 11

Cтраница 11

Футбольная сборная Македонии проводила домашние матчи на стадионе царя Филиппа, главная воздушная гавань страны, скромный аэропорт Петровец, носила имя императора Александра. Хайвей, ведущий из Скопье в Салоники, столицу греческой Македонии, тоже славил великого Александра, так полтора века назад в Австро-Венгрии железным дорогам в обязательном порядке присваивали имена членов габсбургской фамилии. Договоренности 2018 года развернули вектор перемен обратно. Автопуть переименован в шоссе Дружбы, хотя на дорожных указателях хулиганы замазали новое название или перечеркнули его краской. Аэропорт Скопье остался безымянным, а под памятниками императорам и царям появляются поясняющие таблички о том, что поставлены такие монументы сугубо в «историческом смысле». Все эти «извинительные» усилия выглядят вполне нелепо, хотя то, что делали прежде, загромождая историческую память памятниками, выглядело еще хуже.

Во исполнение задуманного в конце минувшего десятилетия проекта «2014» центр Скопье подвергся масштабным обновлению и перестройке. Реконструируется средневековая крепость Кале, через реку Вардар переброшена дополнительная пара снабженных 57 историческими скульптурами пешеходных мостов, на набережной появились помимо прочих вычурных зданий античного вида Музей археологии и византийских пропорций Музей македонской борьбы за государственность и независимость. Правительственный комплекс, выстроенный полвека назад в стиле социалистического функционализма, обшили плитами под мрамор. Получился неоклассический фасад, с дорическими колоннами и портиком, с античными фигурами на фронтоне. На всю эту красоту взирают изваяния героев прошлого и настоящего. Памятников в центре Скопье не пять и не 25, а вот именно что 125: есть парные, есть групповые, одни скульптуры стоят в рядок, другие полукругом, иные сидят в креслах, за столами или на тронах либо изображены в динамических порывах, прочие статичны. А кое-какие образуют настоящие исторические картины из бронзы.

Такого количества застывших в камне и металле человеческих фигур нет ни в Петродворце, ни в Версале. На одной только центральной площади Скопье я насчитал дюжину самостоятельных памятников, посвященных выдающимся личностям всех эпох. Для одной, пусть даже просторной, площади это ровно на 11 памятников больше, чем нужно. Избыток патриотизма отозвался немедленной народной отрыжкой — то ли от вполне уместной иронии, то ли от дурного усердия, в равной степени возможно то и другое. В одном ресторане я встретил такой перечень фирменных блюд: «Александр Македонский» (телятина категории премиум, сыр кашкавал, солонина, шампиньоны), «Царь Самуил» (тоже телятина премиум, но с мягким сыром), «Мать Тереза» (куриный стейк в кляре). Греко-македонское политическое соглашение не обязывает вносить изменения в меню.

Один памятник в центре Скопье, и неплохой, кстати, — всадник на словно бы крылатом коне, скачущий против ветра, — напоминает о Петре Карпоше, гайдуке, поднявшем в 1689 году восстание против султанской власти. Крестьянскую армию Карпоша поначалу поддержала Австрия, но на подступах к Ускопу (так называли Скопье в османский период) бунтовщиков остановили эпидемия холеры и смерть от этой болезни габсбургского генерала-итальянца Энея Сильвио Пикколомини. Народный герой остался без союзников. Карпоша схватили и посадили на кол на Каменном мосту посередине Вардара. Смотреть именно с этой точки в быструю мутную воду реки — особенно глубокомысленное занятие.

Я помню Скопье на рубеже веков: типичный для Балкан хаотичный город, едва ли не с фундаментов отстроенный после землетрясения 1963 года, выглядел бедненько и не слишком чисто, в полном соответствии с канонами позднесоциалистической архитектуры — холодные партийные здания, безликая жилая застройка, пренебрежение к уюту пространства, увлечение брутализмом. Теперь в центральных кварталах все иначе: богато и нарядно, в том смысле, какой в богатство и роскошь вкладывают в осознавшей свою ценность провинции.

^{Скопье. Открытка. 1937 год}

«В Стефании, столице Муравии, я сошел с белградского поезда вскоре после полудня, — начинает свою короткую политико-детективную повесть Дэшил Хэммет. — Погода была отвратительная. Пока я выходил из железнодорожного вокзала, этого гранитного сарая, и садился в такси, холодный ветер хлестал мне в лицо ледяным дождем и капли стекали за воротник». Под Стефанией, «столицей самой маленькой балканской страны», вполне можно иметь в виду Скопье. Хэммет, рассказавший о смешной и трагичной балканской суете в 1928 году, на десятилетия, сам того не предполагая, предвосхитил македонскую независимость, но суть уловил точно: слабый способен выжить, учитывая интересы сильных соседей и используя их противоречия. Да и в остальном этот мастер криминальных историй, пожалуй, был прав: частному детективу из Сан-Франциско, приехавшему в балканскую тмутаракань на розыски непутевого американского аристократа, под силу устроить в такой кукольной стране госпереворот с целью превратить ее из республики в монархию.

В отличие от книжного героя, я свел первое знакомство со Скопье теплым майским вечером, прибыв в этот город на автомобиле из Софии, поскольку попасть в Македонию тогда по-иному было проблематично. Городской аэропорт (еще не принявший имя античного императора и еще не отказавшийся от него) в связи с вооруженным конфликтом НАТО и Югославии был закрыт для гражданских рейсов; международные поезда не ходили из-за наплыва беженцев из Косова и, очевидно, по высшим соображениям безопасности. «Гранитный сарай» разрушило землетрясение‐63, в частично восстановленном здании разместился городской музей, некоторые его окна до сих пор заколочены, а стрелки вокзальных часов вечно указывают на тот роковой момент — 5 часов 17 минут утра, — когда спящий город сотрясли подземные толчки. Новое ж/д здание на слоновьих бетонных ногах, под которыми приткнулись автобусные стоянки, меня тоже совсем не впечатлило. Местные жители изъяснялись почти что по-болгарски, вставляя в свою речь сербские слова и охотно откликаясь на попытки чужеземца заговорить с ними на языке бывшей метрополии.

Существование нового языка подтверждено политически: 2 августа 1944 года единогласной декларацией 60 делегатов Антифашистского собрания народного освобождения Македонии. Документ приняли одновременно с заявлением о формировании македонской республики в составе федерации южнославянских народов. Не каждый язык может похвастаться такой точной датой рождения, да еще привязанной к патриотическому дню: 2 августа считается началом Илинденского восстания македонских славян против османских поработителей.

Летнее партийно-партизанское собрание, в котором помимо делегатов-македонцев приняли участие два албанца, два турка, серб, еврей, арумын ^[4], а также представители македонских земель, входивших в состав Греции и Болгарии, состоялось в православном монастыре Прохора Пчиньского. Отец Прохор — лесной аскет середины XI века, знаменитый тем, что предрек царствие земное будущему императору Византии Роману IV Диогену. Легенда гласит: взойдя впоследствии на престол (особым способом, женившись на вдове предыдущего императора), Диоген отблагодарил обитавшего в пещере на горе Козьяк старца, повелев заложить в его честь храм. Предсказание отшельника не принесло императору счастья: вскоре Диоген был ослеплен политическими противниками и отправлен в изгнание.