Я уже начала думать, что зря сюда приехала. Я присутствовала на премьере экстравагантного шоу одного актера под названием “Освобождение энергии чакр”. В анонсах говорилось, что это “театральный прорыв девяностых в стиле нью-эйдж. Исследование духовного потенциала человека через перформанс”. Билл, циничный приятель Оливера, всегда ходил в кожаном пиджаке, совершенно не понимал шуток и постоянно бегал в туалет нюхать кокаин. По крайней мере, таким я его помнила. Но, очевидно, участие в шоу одного актера и написание сценария окончательно пошатнули его психику. Теперь он верил, что происходит из древнего ацтекского рода и призван открыть Путь к экстазу. Он считал, что экстаза можно достигнуть, если одеваться только в бирюзовое.
Ничего, думала я, весьма полезное времяпрепровождение. Клуб Знаменитых развлекался на всю катушку; видимо, поиск гопи был последним писком моды. Через четыре места от меня сидела Кейт Форчун, как обычно вся в рюшечках. Она была поглощена происходящим на сцене, жирный слой блеска для губ отражал мерцающие пурпурные огоньки. Она то и дело взбивала волосы. Здесь был и маленький сморщенный лесной эльф – режиссер Ричард Дженнер, со своей подружкой Анналин. Я не видела его с тех пор, как меня вырвало на стол у него дома. Кислая Коринна Боргезе, соведущая Оливера по “Фокусу”, дергалась на своем сиденье и закатывала глаза. Ее крашенные хной волосы были подстрижены так коротко, что голова казалось почти бритой наголо. Она была в солнечных очках – как нельзя кстати. Через проход я заметила знаменитые профили Динсдейла Уорбертона и Барри Раиса. Они бесстрастно уставились перед собой, будто смотрели “Короля Лира” в постановке Королевского Шекспировского театра. Рядом со мной сидел Джулиан Алман и тщетно пытался починить свой карманный электронный органайзер.
Мой самолет приземлился в Хитроу рано утром. Я остановилась у Ширли и проспала весь день. Вечером позвонила Джулиану. Из всех друзей Оливера мы были особенно близки с Джулианом и Джейни. Я застала некогда самого смешного комика Великобритании в глубокой депрессии. Он только что расстался с Джейни и с радостью согласился встретиться со мной. Он и пригласил меня на эту премьеру. Мне представилась прекрасная возможность осуществить задуманный план.
Зал наполнился звуками волн, криками чаек и китов. Билл Бонэм распластался на краю сцены.
– Дух Лошади! – провозгласил он. – Где, где Дух Лошади?
Его лицо приняло озадаченное выражение. Мокрые пряди волос прилипли к блестящей лысине.
– Ищи, ищи, ищи. – Из колонок раздалось пение ацтекского хора.
Наступила тишина. Потом прозвучал гонг, а рядом со мной что-то пронзительно запищало.
– Вот черт, – прошептал Джулиан, – мой мобильник. Черт! – Он порылся в карманах пальто и вытащил телефон, на котором сигналили зеленые огоньки. – Алло! Джулиан Алман слушает.
– Шшш, – зашипела на него Кейт Форчун, не отрывая глаз от сцены.
– Выключи телефон, – прошептала я.
– Шшш, – послышалось с заднего ряда.
– Послушай, Джейни, мы не можем дальше... – шептал Джулиан в мини-микрофон.
– Дух Лошади с нами.
Кейт Форчун взглянула на Джулиана, раздраженно подняв брови, и сразу же обернулась к сцене, взбив волосы.
– Я же говорил тебе, мне нужно прийти к согласию со своим внутренним “я”, прежде чем...
Я отняла у него телефон.
– Джейни, это Рози. Джулиан сейчас в театре. Он перезвонит через полчаса. – Я выключила телефон и положила к себе в сумку. Джулиан с тоской взглянул на меня.
Где же Оливер? Интересно, он здесь?
Билл Бонэм вышел на сцену. Теперь на нем были джинсы и кожаный пиджак. Он сидел на груде костей у края сцены, освещенный единственным прожектором.
– Вы смеетесь, конечно, – чакры, бла-бла-бла, какое дерьмо. Но потом думаете – боже, кто это смеется? Я смеюсь? Или обиженный ребенок внутри?
Через проход Динсдейл затрясся от смеха. Свет погас.
– Откройте чакры.
Сцена озарилась розовым светом.
Пирамида и платформа начали вибрировать, и внезапно на платформе появился Билл Бонэм. Он распростер руки ладонями кверху.
– Каналы открыты.
Вокруг плавучего контейнера клубился дым от сухого льда. В первом ряду зрители начали кашлять.
– Оплодотворение Звездного Семени! Платформа начала подниматься, а с ней и Билл. Вспыхнул красный свет, и на секунду прожектор осветил лицо Билла, который широко улыбался через весь зал. Голова его была подвешена на самом верху в какой-то коробке. Потом весь зал погрузился в темноту. Когда снова вспыхнул свет, коробка была пуста.
* * *
Зрители волной хлынули на улицу, навстречу оглушительному шуму, беготне, огням и прохладе Пиккадилли-серкус. Динсдейл и Барри – возможно, самые знаменитые актеры британской сцены – стояли посреди тротуара и спорили, не заметая собравшуюся вокруг толпу.
– Куча свиного дерьма! – орал Барри. – Бессмысленная, gридурочная, невнятная постановка! Полное безумие.
– Не надо, мой дорогой, не надо, – успокаивал его Динсдейл. – Я не выно-о-ошу, когда ты так ругаешься. Мальчик выглядел чудесно, ты знаешь. Как только подумаю о его крепеньких бедрах, просвечивающих сквозь намокшие божественные одеяния... О, смотри, вот этот чудесный индус, юное поэтическое дарование! – Динсдейл заметил Раджива Ша-стри, который, ссутулившись, нетвердой походкой направлялся к ним. На нем был плащ с эмблемой “Оксфам”.
– Как поживаешь, дорогой? – кокетливо пропел Динсдейл.
– Зол как собака, – ответил Раджив. – Сраный ублюдок послал мне билеты на свое сраное шоу и не подумал пригласить на сраную афтапати. Дискриминация...
– Но-но, дорогой, не злись! Я тебя проведу. Будет чудесно!
Динсдейл изобразил удивление, когда две старушки попросили у него автограф.
– Автограф? У меня? Какая честь, какая прелесть, какая неожиданность! Благослови вас бог, дорогие мои. Но разве вы не хотите попросить автограф у моего замечательного друга и коллеги Барри Раиса?
– Ради бога прекрати, идиот! – в ярости прогремел Барри. – Ты уже сорок лет так делаешь. Это и раньше было не смешно, а теперь тем более. Я пошел на вечеринку.
– Здравствуйте, Динсдейл! – сказала я, когда старушки ушли.
– Здравствуй, дорогая, чем могу помочь? – Он повернулся, видно ожидая, что я попрошу автограф.
– Рози Ричардсон, – представилась я. Он в недоумении уставился на меня.
– Рози Ричардсон? А, хмм...
– Я была вашим рекламным агентом в “Гинс-берг и Финк”, помните?
Он раскинул руки и демонстративно заключил меня в объятия.
– Дорогая, как я ра-а-а-ад тебя видеть! Выглядишь чудесно. – Он так не узнал меня. – Ты знакома с самым замечательным, самым талантливым мальчиком во вселенной? – Он махнул рукой в сторону Раджива.