Тропой Предков - читать онлайн книгу. Автор: Гэри Дженнингс cтр.№ 38

— Они вершат труд Господень, — заметил брат Хуан, но без особой убеждённости.

— Это воистину дьявольский труд, — резко возразил отец Антонио. — Взять хотя бы их одержимость евреями. Сам Торквемада был из семьи обращённых, а когда король Филипп Второй объявил войну самому Папе, тот напомнил ему, что испанские короли тоже потомки обращённых.

Бедный брат Хуан — он крестился и громко молился Господу о прощении.

Мы втроём продолжили путь в молчании, каждый погрузившись в собственные размышления. «Каково это, — думал я, — когда человека сжигают заживо или бедная женщина оказывается во власти одержимых монахов? Не знаешь, что и хуже».

Потом отец Антонио начал рассказывать другую историю о святой инквизиции.

— Жил некогда один молодой священник, которому, несмотря на то, что он был рождён criollo, сулили блестящую карьеру в церкви. Однако, обладая пытливым умом, он задавал слишком много противоречивых вопросов и читал слишком много трудов противоречивых авторов, в частности великого Каррансы, архиепископа Толедо, полагавшего, что для простого люда нужна Библия на испанском языке. Чтобы миряне могли сами читать и понимать слово Божие, а не только слушать, как в церкви декламируют стихи из Священного Писания на непонятной им латыни.

Так вот, вышеупомянутый молодой человек продолжал придерживаться тех же взглядов и после ареста Каррансы инквизицией, а посему неудивительно, что по прошествии некоторого времени он увидел её представителей у своих дверей.

Молодого священника заключили в камеру, несколько дней продержали без воды и пищи. Потом начались допросы и обвинения. Затем последовали пытки.

Отец Антонио некоторое время помолчал, после чего угрюмо добавил:

— Он вышел оттуда с незначительными физическими повреждениями. Юноша дёшево отделался: ему сделали суровое внушение и сослали в деревенскую церковь на дальней гасиенде. Но он ничего не забыл. И не простил.

Слушая эту историю, я понял, что тем молодым священником был сам отец Антонио. В то время, будучи ещё наивным юнцом, я, помнится, удивился тому, что столь искренне верующий человек мог испытать на себе тяжёлую руку инквизиции. Но теперь, когда я сам сижу в сыром подземелье, превратившись в узника, плоть которого сперва рвали раскалёнными клещами, а потом засовывали ему в раны ядовитых личинок, теперь я понимаю, что любой человек, обладающий убеждениями и сострадающий ближним, ненавистен этим дьяволам в сутанах, а значит, является их вероятной жертвой.

Когда мы добрались до Ялапы, солнце уже стояло в зените, а ярмарка была в разгаре. Вся широкая ярмарочная площадь была завалена товарами двух миров, громоздившимися где под парусиновыми навесами, а где и просто под открытым небом. Фокусники, акробаты и шарлатаны соперничали друг с другом, надеясь заработать лишнюю монетку. Книгоноши предлагали чтение на любой вкус, как религиозной, так и светской тематики. Ремесленники расхваливали столярные и плотницкие инструменты. Торговцы семенами и орудиями земледелия спорили о ценах с управляющими гасиенд. Продавцы нарядов из тонкого шёлка и изысканных кружев утверждали, что все короли и королевы Европы носят только их фасоны. И разумеется, предлагалось великое множество предметов для отправления религиозного культа — кресты, ладанки, свечи, иконы, статуэтки святых, чётки. Лакомства и сласти, сделанные на сахаре и на мёду, соседствовали с приворотными зельями. Кто-то вещал о «распятиях, сподобившихся благословения святой Лючии и являющих собой святой щит против глазных болезней, а также о распятиях, осенённых благодатью святого Антония Падуанского, кои устранят одержимость демонами и помогут при лихорадке...»

Право же, я чувствовал себя так, словно попал в мир Шехерезады из арабских сказок.

Но ясное дело, столь многолюдное торжище не могло обойтись без самого пристального внимания со стороны ищеек инквизиции. Братья ходили по лавкам, придирчиво вчитывались в заголовки книг (не попадётся ли чего из «Index librorium prohibitorium» ^[34]), а также проверяли подлинность предметов религиозного культа. Бок о бок с монахами в серых облачениях толклись одетые в чёрное королевские мытари, собиравшие подати в казну. Деньги постоянно переходили из рук в руки, причём часть их, неизбежная una mordida, прилипала к рукам чиновников. То была неотъемлемая составляющая всего хозяйства Новой Испании, без которой здесь невозможно было вести какие-либо дела. Государство, нимало не таясь, торговало должностями, жалованье же чиновникам платило ничтожное, открыто подталкивая их к вымогательству и взяточничеству. Причём это относилось практически ко всем государственным служащим. Тюремщик, купивший свою должность, сдавал внаём заключённых на сахарные заводы, где трудились каторжники, в потогонные работные дома obrajas и на северные рудники, а полученные dinero ^[35] делил со стражником, который арестовал этого преступника, и с судьёй, который вынес ему приговор. Mordida — то есть «доля», взятка, плата чиновнику за исполнение (либо неисполнение) его обязанностей — в Новой Испании была в порядке вещей.

— Посуди сам, — сказал мне как-то клирик, будучи в подпитии, — надо же нам где-то брать деньги для войн, которые мы ведём в Европе. Вот потому государство и продаёт официальные должности по вымогательским ценам.

Но в тот день, оказавшись в Ялапе, я был зачарован настолько, что даже на время забыл о загадочной старой сеньоре и злокозненном Рамоне, и бродил по ярмарке, от изумления разинув рот и вытаращив глаза. Незадолго до этого мне довелось быть в Веракрусе свидетелем торжеств в связи с прибытием казначейского флота и чествованием нового архиепископа, но там не было такого количества народу и изобилия, как на ярмарке. Здесь всё было совсем не так, как в Веракрусе, где мне тоже довелось видеть множество товаров, но упакованных, ждущих погрузки или только что снятых с кораблей. На ярмарке же всё было развёрнуто, разложено, выставлено напоказ — и всё, от ярких шёлковых одеяний до клинков с рукоятями и гардами, усыпанными самоцветами, можно было потрогать, повертеть в руках и, если имелись деньги, купить. А ещё люди здесь были ближе друг к другу, чем на причалах, — купцы и покупатели торговались нос к носу, зеваки оттирали друг друга плечами, торговцы, расхваливая товар, норовили перекричать остальных. Артисты развлекали публику, а крестьяне-индейцы таращились на все эти диковины такими же широко открытыми от изумления глазами, какими, наверное, их предки разглядывали скакавших верхом на лошадях в Теночтитлан конкистадоров, принятых ими за богов.

Но и здесь отец Антонио счёл нужным напомнить, что, хотя Рамону и вдове, скорее всего, некоторое время будет не до нас, я должен постоянно держаться настороже.

— Я не понял...