Кроссовки. Культурная биография спортивной обуви - читать онлайн книгу. Автор: Екатерина Кулиничева cтр.№ 53

Несмотря на это, в конце 1970-х — 1980-е годы родители часто описывали связанные со спортивной обувью взгляды и практики детей как нечто совершенно им непонятное. Отношение к кроссовкам воспринимается как своего рода водораздел между поколениями детей и родителей. Один из авторов The New York Times писал о временах своего детства: «Спортивная обувь, обычно P. F. Flyers, Reds или Converse, никогда не считалась такой стильной и претенциозной. Никто не обращал особого внимания на цвет, вес, материал, поддержку пятки и подъема и все эти новомодные термины. Ты просто надевал свои кеды, потому что наступало свободное время» (Gilman 1977).

По представлениям американских школьников 1980-х годов, статусные кроссовки не должны были выглядеть поношенными, поэтому мальчики чистили их старыми зубными щетками и средствами для обуви каждую неделю. Одна из читательниц, Марта А. Майлс, описывает свою эмоциональную реакцию на эту практику: «Мне становится дурно при мысли о начищенных кроссовках». В то же время женщина вспоминает, что в ее школьные годы существовал свой объект желания: правильная юбка (The Right Skirts), которая имела определенный цвет, украшение, должна была обладать определенными перформативными качествами — и «все это не имело совершенно никакого смысла» для ее матери. Но к детской спортивной обуви, как ей представляется, относились в те времена гораздо проще. Недопонимание, случившееся из-за обуви между Томми, сыном ее мужа от первого брака, и двумя парами его родителей она называет «кроссовочным кризисом» (Sneaker Crisis), повторения которого она не хотела бы. «Для Томми, а следовательно, и для обеих пар его родителей, жизнь не стоила того, если ты не носил в школу Правильные кроссовки (The Right Sneakers). <…> Во время первого Кроссовочного кризиса прошлой зимой мы все сначала сказали, что Правильные кроссовки — это глупость какая-то и покупать их не имеет смысла. <…> Томми хмурился и штурмовал нас по очереди, натыкаясь на непонимание, в то время как мы думали, что учим его здравому смыслу и бережливости и как не позволять стае управлять его жизнью» (Miles 1986).

Описание Эллен Штейн демонстрирует схожие эмоциональные реакции: «В этом сезоне „самыми горячими“ кроссовками были высокие модели с красным и черным и не одной, а сразу двумя парами шнурков: одни черные, другие красные. Сын заверил меня, что дополнительные полчаса, которые уходят на то, чтобы должным образом завязать шнурки, по крайней мере, дают ценный опыт: ведь здесь требуется ловкость рук, а также развивается вкус к цвету и дизайну» (Stein 1986).

В колонке под названием «Кроссовки на снегу, галоши в прошлом» (Sneakers in the Snow, Galoshes in the Past) Джеральд Эскенази рассказывает, что сыновья отказываются носить галоши (а также перчатки и головные уборы) и даже в снег выходят на улицу в кроссовках, что приводит его в ужас и недоумение: «Они практически идут под снегом босиком». «То, что я ношу галоши, так же четко маркирует мой возраст и принадлежность к определенной эпохе, как употребление слова dungarees вместо jeans ^[117] или тот факт, что я не могу смотреть MTV без чувства тошноты», — заключает автор (Eskenazi 1985). Ответом на эту колонку стало письмо читательницы Мэрилин Сперлинг, чьи дети вели себя похожим образом. Она приходит к выводу, что разрыв, наличие которого засвидетельствовал Эскенази, — «скорее является поколенческим» (Sperling 1985).

Можно сделать вывод, что проблема, породившая это не уникальное для родителей ощущение «поколенческого разрыва», заключалась не столько в самих практиках, связанных со спортивной обувью, сколько в меняющемся отношении к ней. Многие дети 1970-1980-х годов уже не будут отказываться от кроссовок в повседневном гардеробе, когда подрастут, и менять их на модельные туфли в прямом и переносном смыслах (в частности, будут стремиться не к корпоративной, а к альтернативной карьере). И в этом, пожалуй, состоит его ключевое отличие от поколения родителей. Сегодня возникает соблазн сделать вывод, что мода на кроссовки как элемент мейнстрима, а не контркультуры практически выросла вместе с детьми 1970-1980-х годов. В значительной степени это впечатление складывается потому, что многие из них, как Боббито Гарсия, со временем добились высокого авторитета в кроссовочной культуре и получили возможность писать ее историю на основе личного опыта и со своих позиций. Именно это поколение в США изобретет идею реактуализации выпущенных когда-то давно моделей спортивной обуви, которую затем подхватит индустрия спортивной обуви, и это породит бесконечный поток переизданий ретромоделей. Одной из самых распространенных причин для такой реактуализации будет как раз детский опыт активных покупателей: люди приобретают кроссовки, которые имели статус объекта желания во времена их детства, но тогда были недоступны в силу экономических причин.

В конце 1980-х — начале 1990-х годов бум компьютерных технологий частично поколебал традиционные представления о том, как может выглядеть успешный человек — точнее, успешный мужчина. Элизабет Семмельхак замечает, что в этот период «одежда, ассоциирующаяся с детством, стала новым знаком мужского успеха» (Semmelhack et al. 2015: 146). Так называемый стиль Силиконовой долины включал в себя такие приметы неформального костюма, как футболки, джинсы и спортивная обувь. Многие адепты этого стиля были очень молоды, и в стилистическом смысле на них, как считается, оказали влияние гранж-субкультуры и скейтерский стиль.

В своем исследовании феномена «новых взрослых» Линор Горалик отмечает: «„Гики“ стали новыми звездами. Для старшего поколения бизнеса, немало напуганного происходящим и учащегося сосуществовать в принципиально новой иерархической системе, имитация принадлежности к субкультуре „гиков“ стала не только символом вовлеченности в яркий культурный тренд, но и важным деловым механизмом, маркером вашей готовности думать, как они, — свежо, неординарно, ярко, и зарабатывать, как они, — невообразимо быстро и бесконечно много. Младшее же поколение, выбирающее себе работу на стремительно растущем IT-рынке, изнывающем от недостатка рабочих кадров, помнило, что именно образ „гениального ребенка“, вундеркинда, является наиболее подходящим ключом к успешной продаже собственного резюме, часто состоявшего из одной фразы о незаконченном высшем образовании» (Горалик 2008).

Этот стиль компьютерных вундеркиндов кардинальным образом отличался от манеры одеваться Уоллстрит и консервативных представлений, которые транслировались литературой жанра «dress for success». Квинтэссенцией этой костюмной нормы был правильно подобранный строгий костюм и рубашка, а также начищенная обувь консервативных моделей и неброских цветов (последнее правило распространялось и на деловых женщин). В книге «Одеться для успеха» Джон Т. Моллой утверждал, что для бизнесменов даже выбор одежды для спорта подлежал строгим правилам и должен был быть предельно консервативным. Спортивная одежда должна была, по мнению автора, сидеть также хорошо, как деловой костюм, и даже лучше. Даже если она сделана из синтетических тканей, желательно, чтобы они выглядели как настоящий хлопок или шерсть (за исключением горнолыжных костюмов). Наиболее выигрышными цветами автор считал темно-синий, темно-бордовый, белый, хаки и бежевый: «Если вы выбираете их, нужно очень постараться, чтобы допустить ошибку» (Molloy 1975: 164). Яркие цвета считаются приемлемыми, только если они «правильно подобраны и соответствуют хорошему вкусу» (Ibid.). Также автор забраковал большинство рисунков и орнаментов за исключением клетки. По мнению Моллоя, «вся приемлемая спортивная одежда должна нести ассоциации со стилем верхушки среднего класса» (Ibid.: 166).