Украденное лицо - читать онлайн книгу. Автор: Тара Изабелла Бертон cтр.№ 36

Луиза распускает по плечам длинные растрепанные волосы Лавинии. Волосы у Лавинии такие длинные и роскошные, что закрывают ей лицо. Она снимает с шеи Лавинии ожерелье, огромное, сверкающее и испачканное кровью, и прилаживает его ей в волосы, словно у нее на голове корона, так что крови даже не видно.

Удары в дверь туалета становятся громче.

– Шлюха ты! – кричит кто-то. – Гребаная ты шлюха!

Луиза ничего не может поделать.

Она открывает дверь.

В туалет стоит очередь из двадцати человек.

Не выбраться, думает она, и это еще не конец.

* * *

Луиза поддерживает Лавинию на руках.

Лавиния мертва, глаза у нее открыты, Луиза поддерживает ее на руках, и очень худая девушка с жиденькими белокурыми волосами и в платье из 1980-х годов смотрит прямо на них.

Она их замечает.

Падает на пол.

И начинает блевать в унитаз.

Вокруг нее толпятся люди: еще более худая подружка девушки, которая придерживает ей волосы, и какой-то парень, кричащий: «Вот класс, черт подери, мне надо отлить». Потом пьяная девушка, придерживающая волосы другой пьяной девушке, затевает драку с пьяным парнем, который хочет отлить, и в какой-то момент он расстегивает ширинку, вытаскивает член и начинает писать на стену, и, поскольку все глазеют на него, никто не замечает, как Луиза тащит Лавинию, как будто у той ноги заплетаются, как будто ей нужно придержать волосы, тащит ее к сырым и узким коридорам, ведущим на сцену.

И все же это только дело времени, и, возможно, Лавиния не мертва, а ее только оглушили (Луиза долго смотрела сериал «Закон и порядок», но даже тут не может с уверенностью сказать, какие силы нужны, чтобы кого-то убить, потому что убийство не воспринимается как нечто происходящее на самом деле в реальном мире). Вокруг дикий грохот, толпы людей и так темно, что Луиза просто прислоняет Лавинию к стене (липкой, а потому создающей трение) и прикрывает ее тело своим, подтягивая его вверх, словно тут лишь они, словно они отыскали укромный уголок, чтобы потискаться, чтобы Лавиния снова поласкала ее пальчиком, чтобы Луиза поцеловала ее в шею.

– В гостиницу дуйте! – кричит кто-то, и Луиза даже не знает, ей ли, потому что краем глаза замечает парня, которому делают фелляцию.

В углу коридора лежит забытый шар воздушных гимнастов. Им уже попользовались пожиратели огня, так что от него еще тянет бензином.

Луиза укладывает Лавинию на пол под остовом шара, под софитами, под поддельным хрусталем от люстры, который сверкает каждый раз, когда в зале включается стробоскоп.

Она ощупывает лицо Лавинии. Целует его. Щупает горло, шею, сердце – и ничего, ничего нигде не бьется, но все же это не на самом деле, потому как люди не умирают вот так, потому что она не та, кто убивает людей, не та, что вообще делает что-то плохое, а убить человека – это почти худшее, что можно натворить, а еще есть Бог, и Он насылает молнии виновникам подобного, так что если Лавиния мертва, воздаяние свершится и Луиза обратится в прах.

Вот только парень, который валяется в масле с сахарной глазурью, выходит на бис.

В этот раз он делает из надувных шаров зверюшек, только вот зверюшки не надувные.

Лавиния такая красивая на фоне шара воздушных гимнастов.

Луиза наклоняется над ней. Она снова пытается уложить волосы Лавинии так, чтобы не было видно крови, и думает, что Лавинии бы это понравилось, потому что сейчас Лавиния выглядит прямо как Офелия, и тут ей становится не по себе, потому что только больной человек оправдывает убийство кого-то тем, что жертва всегда немного хотела походить на Офелию или, в самом крайнем случае, на Волшебницу Шалот.

Тут все принимаются кричать, огни сверкают, и какой-то парень, которого она раньше никогда не видела, визжит прямо ей в лицо «ЕЗДА ПО ГОЛОВАМ!», а худая девушка (одна из них) заходится так, будто впервые в жизни услышала о езде по головам, а затем все смотрят на них, прямо на них, на эту красивую мертвую белокурую белую женщину и на эту чуть менее красивую белокурую белую женщину, которая еще жива и дышит, привалившись к первой. Все кричат, кричат, словно они боги, а потом начинают катить шар вместе с ними внутрь, все крутится, и Луизе кажется, что ее стошнит. Ее тошнит, и она думает: вот, вот сейчас они все поймут, но они ничего не понимают, потому что свет пульсирует, потому что музыка ревет, они прокатываются через оркестровую яму, через главный зал, потом в финальном взрыве с потолка падает серебристая мишура, все гуще и гуще, сильнее, чем метели, которые видела Луиза, облепляет их толстым слоем, прилипая к поту и какой-то вязкой жидкости, которая выделяется сразу после того, как умираешь, а потом их так заляпывает серебром, что крови не видно (как это так, что никому не видно?), что тут мертвая девушка с длинными белокурыми волосами и открытыми, засыпанными конфетти, глазами.

Луизу рвет.

Все приветствуют это очередным взрывом радостного рева.

Когда шар катят к кулисам, Луиза замечает Хэла. Он сидит рядом с балериной с пирсингом в сосках.

Он приветствует их поднятием бокала.

Теперь они в полумраке.

Сейчас Луиза отчаянно прижимается к стене.

И находит дверь для персонала.

Она затаскивает Лавинию в служебное помещение. Здесь пахнет гнилой рыбой, сладким вином и прогорклым жиром.

Лавиния даже не единственная лежащая здесь пластом девушка.

Она заталкивает Лавинию в деревянную тележку с кусающимися заусенцами. Расталкивает с дороги ящики. Объезжает крыс.

Она больно царапается об один из крепящих колеса винтов. Глядит вниз, не идет ли у нее кровь, но икры у нее измазаны кровью Лавинии, так что она так и не определяет.

Мими по-прежнему, блин, строчит сообщения.

Ты где? Я наверху? Ты здесь?

И Луиза думает: Это не я. Я – это не я.

Это не реальная жизнь, мелькает у нее в голове. Воют полицейские сирены, но мчатся даже не за ней.

Луиза решается.

Она хватает телефон Лавинии. Вызывает такси.

Закидывает руку Лавинии себе за шею.

– Давай, – говорит она, достаточно громко, чтобы ее услышали все на улице. – Давай, дорогуша! Поедем-ка домой.

Она очень жизнерадостна.

Она всего лишь очередная уработавшаяся официантка, помогающая очередной напившейся девчонке сесть в такси.

Они обе в мишуре. Они обе в рвоте.

Стоит один из типичных городских вечеров.

Вечер пятницы, и все кричат, и, как бы ни было поздно, еще закат, это жутковато, но доставляет облегчение, потому что означает, что ты не один.

Можно пройти мимо множества ночных клубов с измазанным кровью лицом, и никто даже не заметит.