Украденное лицо - читать онлайн книгу. Автор: Тара Изабелла Бертон cтр.№ 3

Корделия забывает чайную ложку, хотя в сахарнице ложка есть, но после второй чашки Луиза понимает, что если она помешает чай, то намочит ложку и испортит сахар. Если она оставит ложку сухой, сахар осядет на дно чашки.

Луиза потягивает чай без сахара. Она на секунду задумывается, не попросить ли еще ложечку, но нервничает при одной мысли об этом, поэтому вообще ничего не говорит.

Они выполняют тесты по семантике: какая разница между словами «тусклый», «лаконичный» и «скорбный»? По математике: все виды египетских треугольников и плоскостные фигуры различных начертаний. Корделия верно отвечает на все вопросы.

– Я собираюсь в Йельский университет, – говорит она так, словно это уже решено. – А потом в университет при римском понтификате для получения степени по теологии. Я намереваюсь стать монахиней.

Затем:

– Извините.

– За что?

– Я вас подначиваю. Не надо этого делать. Хочу сказать… я действительно хочу стать монахиней. Но даже и так.

– Ничего страшного, – отвечает Луиза.

Она выпивает еще чашку несладкого чая с фундуком, корицей, грушей и кардамоном.

– Я чувствую себя виноватой, – продолжает Корделия. – В том, что держу вас здесь. Вообще-то, репетитор мне не нужен. Не огорчайтесь… я в том смысле, что вы прекрасно знаете свое дело. Извините. Просто… я все это уже знаю. – Она пожимает плечами. – Может, Винни и вправду очень хочет, чтобы вы были моей сиделкой. Только… к десяти она не вернется.

– Ничего страшного, – отвечает Луиза. – Полагаю, ты сама знаешь, когда тебе ложиться спать.

– Дело не в этом. – Корделия снова улыбается своей странной полуулыбкой. – Винни же за все платит.

Корделия с Луизой молча сидят на диване до шести утра. Корделия надевает домашний халат, покрытый кошачьей шерстью (кошки нигде не наблюдается), и читает изданную в бумажной обложке книгу Джона Генри Ньюмена «Апология своей жизни». Луиза углубляется в завлекательные статейки с портала «Мужененавистничество» у себя в телефоне.

Она очень устала, но хочет получить четыреста пятьдесят долларов куда сильнее, чем хочет спать.

Лавиния возвращается домой на рассвете, укутанная в перья.

– Ужасно, просто ужасно извиняюсь! – восклицает она. На пороге она спотыкается. – Разумеется, я оплачу часы. Каждый час. До единого.

Она защемляет юбку дверью. Юбка трещит.

– Господи.

Перья рассекают воздух, падая на пол.

– Всех милых птенчиков, – причитает Лавиния. Она становится на четвереньки. – Как? Всех моих милых птенчиков и их наседку?

– Я воды принесу, – говорит Корделия.

– Это дурной знак. – Лавиния падает, уже смеясь, зажав в руке черное перо. – Он означает смерть!

Луиза вытаскивает из-под двери разлетевшиеся перья.

– Нет, не надо! Пусть лежат!

Лавиния хватает Луизу за запястья и втаскивает внутрь.

– Оно погибло благородной смертью. – Лавиния икает. – Это платье… оно пало в битве. – Волосы ее расстилаются по полу до самого дорожного кофра, который она превратила в журнальный столик. – И в какой битве! Ой… как вас зовут, простите?

– Луиза.

– Луиза! – Лавиния снова дергает ее за руку, но уже весело. – Как Лу Саломе (Луиза не знает, кто это). Луиза! У меня была прекрасная, прекраснейшая ночь на свете. Просто дивная ночь. Понимаете?

Луиза вежливо улыбается.

– Не понимаете?

Луиза мнется.

– Я снова во все верю, Луиза! – Лавиния закрывает глаза. – В Бога. И в славу. В любовь и в пыль со звезд… Господи, я обожаю этот город.

Корделия ставит на дорожный кофр стакан воды.

Но Лавиния пробирается к дивану. Она полна блаженства и потемнела от блеска, и посветлела от иного сияния, а Луиза не знает, что сделать или сказать, чтобы понравиться Лавинии, но она научилась наблюдать за людьми и знает, что им нужно. Поэтому, как всегда, она находит нужное начало:

– Знаете, я могу его зашить.

Лавиния садится.

– Что зашить?

– Это же только кайма. Я могу пришить ее обратно. Если у вас найдутся иголка с ниткой.

– Иголка с ниткой? – Лавиния глядит на Корделию.

– У меня в комнате, – отвечает Корделия.

– И вы можете его зашить?

– В смысле… если вы захотите.

– Если я захочу? – Лавиния подбирает юбки. – Лазарь, восстань из мертвых. – Она собирает их на коленях. – Явился я сказать тебе! – Отдергивает руки назад. – Ой, я очень-очень!.. Извините.

– Не стоит, – говорит Луиза.

– Я знаю… знаю… вы, наверное, считаете меня посмешищем.

– Я не считаю вас посмешищем.

– Вы уверены?

Луиза не знает, каких слов ждет от нее Лавиния.

– В смысле…

Лавиния даже не ждет окончания фразы:

– Вы меня не осуждаете?

– Я вас не осуждаю.

– Вы уверены?

Луиза отвечает очень медленно:

– Да, я уверена.

– Ну, нас… Нас было-то всего ничего. Я, отец Ромилос и Гевин. Гевин – самовлюбленный социопат. Он как-то сам мне говорил. Чудеснейший на свете человек, но, строго говоря, самовлюбленный социопат. Так вот, мы решили посмотреть, можно ли проникнуть в Ботанический сад. И оказалось, что можно! Глядите!

Она показывает Луизе фотографию. Лавиния, православный священник и лысый мужчина в водолазке полулежат на живой изгороди.

– Отец Ромилос – это который в рясе, – поясняет она.

– А там в это время года даже есть какие-то цветы? – Возвращается Корделия со швейными принадлежностями. Она протягивает их Луизе.

– Больше всего на свете обожаю куда-нибудь проникать! Это так бодрит и оживляет – стать кем-то, кем тебе быть нельзя. Однажды мы попались, нам пришлось заплатить жуткий штраф в зоопарке при Центральном парке, но зато сколько всего! Ой, вот только не смотрите на меня так.

– Как?

Луиза пришивает кайму. Она даже глаз не поднимает.

– Как будто вы думаете, что я – полный ужас.

– Я так не думаю, – отвечает Луиза.

А думает она вот что:

«Лавиния ничего не боится».

– Я не упилась, понимаете? – говорит Лавиния. Она взмахивает волосами – своими длинными, жесткими, дивными волосами – и они падают на плечо Луизе. – Клянусь. Знаете, что сказал Бодлер?

Луиза делает на кайме очередной стежок.

– Бодлер сказал, что нужно упиваться. Вином. Поэзией. Добродетелью – чем понравится. Но упиваться.