И потом… М-м-м-м-м.
* * *
14 мая, воскресенье
19:00. Ненавижу воскресные вечера. Вечер работы на дому. До завтра надо составить каталог для Перпетуи. Вот только сначала позвоню Джуд.
19:05. Не отвечает. Хм-м-м. Ладно, приступаю к работе. 19:10. Думаю, стоит позвонить Шерон.
19:45. Шеззер разговаривала со мной раздраженно, потому что только что приехала домой и собиралась позвонить по номеру 1471, чтобы проверить, звонил ли парень, с которым она встречается, пока её не было, – а теперь вместо его номера там будет записан мой.
По-моему, этот 1471 – гениальное изобретение: ты быстро можешь выяснить номер последнего человека, который тебе звонил. Однако это забавно, ведь когда мы втроем впервые узнали о номере 1471, Шерон заявила, что она решительно против, поскольку компания «Бритиш Телеком» эксплуатирует увлеченных личностей и пользуется распространением эпидемии разорванных связей среди населения Британии. Некоторые люди звонят по этому номеру до двадцати раз в день. С другой стороны, Джуд яростно защищает 1471, хотя все же признает, что если ты только что перестал, или наоборот, начал спать с кем-то, этот номер может удвоить твою трагедию, когда ты возвращаешься домой: трагедия отсутствия номера, записанного на 1471, добавляется к трагедии отсутствия сообщения на автоответчике или к трагедии записанного на 1471 номера, который оказывается маминым.
Вот в Америке аналог нашего 1471 сообщает все номера, с которых вам звонили с того момента, когда вы в последний раз их проверяли, и сколько раз звонили. Содрогаюсь от ужаса при мысли, что таким образом запросто могло выплыть на свет мое сумасшедшее названивание Даниелу какое-то время назад. Правда, здесь есть и положительный момент: если перед тем, как звонить, набрать 1471, твой номер не запишется на его телефоне. Хотя Джуд говорит, надо быть осторожным: если ты по кому-то сходишь с ума, а когда звонишь, он случайно оказывается дома, ты бросаешь трубку и не записывается никакого номера – он может догадаться, что это ты. Надо удостовериться, что Даниел не в курсе всех этих тонкостей.
21:30. Решила сбегать за угол за сигаретами. Уже поднималась по лестнице, когда услышала телефонный звонок. Неожиданно вспомнила, что забыла снова включить автоответчик, когда звонил Том. Рванула вверх, вывалила содержимое сумочки на пол в поисках ключа, бросилась к телефону, и тут он замолчал. Только добралась до туалета – телефон зазвонил снова. Затих, когда я подбежала к нему. И снова начал трезвонить, когда я отошла. Наконец взяла трубку.
– О, привет, дорогая. Знаешь что? Мама.
– Что? – страдальчески отозвалась я.
– Я веду тебя в салон подбирать цвета! И не говори больше «что», пожалуйста, дорогая. «Цвет твоей красоты». Мне до смерти тошно смотреть, как ты ходишь в этих тусклых глинистых серых оттенках. Ты похожа на председателя Мао.
– Мам. Я сейчас не могу говорить. Я жду…
– Прекрати, Бриджит. Не говори глупости, – отрезала она голосом разъяренного Чингисхана. – Мейвис Эндерби всегда так жалко смотрелась в своих темно-желтых и серо-зеленых костюмах, а теперь она прошла консультацию, ходит в удивительных, потрясающих розовых и ярко-зеленых и выглядит на двадцать лет моложе.
– Но я не хочу ходить в потрясающих розовых и ярко-зеленых, – процедила я сквозь зубы.
– Нет, смотри, дорогая. Мейвис – Зима. И я тоже – Зима, но ты, скорее всего, – Лето, как Юна, и тебе не идут твои пастельные. Ничего нельзя сказать заранее, пока они не намотают тебе полотенце на голову.
– Мам. Я не пойду в «Цвет твоей красоты», – в отчаянии прошипела я.
– Бриджит. Я и слышать не желаю ничего подобного. Только вчера тетя Юна говорила: если бы тогда на Фуршете с Карри из Индейки ты была одета поярче и повеселее, Марк Дарси мог проявить и больше интереса. Никому не хочется иметь подругу, которая ходит так, будто она только что из Освенцима, дорогая.
Я уже собиралась похвастаться, что у меня новый бой-френд, несмотря на то, что я одеваюсь с ног до головы в тусклое и серое, но перспектива превращения меня и Даниела в горячую тему для дискуссий, порождающих бурный поток народных мудростей, который мама обрушит на меня, охладила мой пыл. В конце концов мне удалось заставить её прекратить разговор о «Цвете твоей красоты», пообещав, что я подумаю об этом.
* * *
17 мая, вторник
128 фунтов (ура!), сигарет – 7 (оч. хор.), порций алкоголя – 6 (оч. хор. – оч. целомудренно).
Даниел все ещё великолепен. Почему все так ошибаются насчет него? У меня в голове полно пьянящих фантазий о совместном житье в одной квартире, о бегании по пляжам с крошечными отпрысками, как в рекламе Кельвина Кляйна, о превращении из глупых Одиночек в обычных Самодовольных Женатиков. Сейчас иду встречаться с Магдой.
23:00. Хм-м-м. Наводящий на раздумья ужин с Магдой, которая оч. подавлена из-за Джереми. Ночь с орущей сигнализацией и скандалом на моей улице оказалась результатом намека Зазнайки Уони – она сообщила, что встретила Джереми в клубе «Харбор» с девушкой, и по описанию та подозрительно походила на ведьму, с которой я видела его несколько недель назад. Тут Магда спросила меня прямо, не видела или не слышала ли я чего-нибудь такого, и я выложила ей все начистоту про ведьму в костюме из «Уистлз».
Выяснилось следующее. Джереми признал, что позволил себе легкий флирт и был очень привязан к этой девушке. Они не спали вместе, утверждает он. Но Магде вполне достаточно и этого.
– Ты должна пользоваться всеми преимуществами одинокой жизни, пока это возможно, Бридж, – советовала она. – Как только у тебя появляются дети и ты бросаешь работу, ты попадаешь в невероятно уязвимое положение. Я знаю, Джереми считает, что моя жизнь – сплошной праздник. А на самом деле весь день следить за детьми – это же безумно тяжелая работа, и она никогда не прекращается. Когда Джереми вечером приходит домой, ему хочется задрать ноги, выпить кофе и, как я теперь-то уж понимаю, пофантазировать о девушках в трико из клуба «Харбор».
– Раньше у меня была прекрасная работа. Я не понаслышке знаю, что гораздо увлекательнее ходить на работу, наряжаться, флиртовать в офисе и выходить на веселые ланчи, чем таскаться в чертов супермаркет и забирать Харри из детского сада. Но Джереми всегда напускает на себя такой обиженный вид, будто я какая-нибудь ужасная легкомысленная леди, помешанная на «Харви Николе», которая развлекается, пока он зарабатывает деньги.
Она такая красивая, Магда. Я смотрела, как она уныло крутит стакан с шампанским, и раздумывала, какой же выход есть у нас, женщин. Со стороны, черт возьми, чужая жизнь всегда кажется лучше твоей. Сколько раз я в отчаянии думала, что мое существование бесполезно, что каждый субботний вечер я напиваюсь в стельку и жалуюсь Джуд или Шеззер, или Тому на свою беспорядочную эмоциональную жизнь, что я еле-еле свожу концы с концами и надо мной смеются как над одинокой уродиной, – в то время как Магда живет в большом доме, у неё в банках восемь разных сортов пасты, она целыми днями ходит по магазинам. И вот она сидит здесь совершенно разбитая, несчастная, неуверенная в себе и рассказывает, как мне посчастливилось в жизни.