– Ого, – выдохнул мистер Экхерт, делая паузу, чтобы взглянуть через плечо и поймать еще один взгляд моего знаменитого родственника. – И доктор Уотсон тоже. Они оба выглядят так, как я и представлял.
– Мистер Экхерт, вы можете перестать лебезить перед ними и немного поспешить? Там есть один человек, с которым я не хотела бы сталкиваться. Нам нужно в музей.
Я ускорила шаг, и мой спутник поспешил за мной. Хотя ему явно было необходимо освежиться, я решила, что нам лучше как можно скорее добраться до мисс Адлер. В музее есть место, где он сможет умыться.
– Лондон… – произнес мистер Экхерт, когда мы покинули пределы здания, – он настолько отличается от того, который я пом… представлял. Он такой… закрытый, и тесный, и темный. Нет ни травы, ни деревьев, а еще он пахнет. Здания находятся почти друг на друге, и они такие высокие. Когда идешь по улице, не ощущаешь, что ты снаружи. Такое ощущение, что ты находишься внутри действительно огромного здания, похожего на торговый… м-м-м… Я имею в виду все эти мосты, дорожки и прочее. И эти открытые подъемники… Как вы их называете? Лифты? Город всегда такой темный, туманный и серый. А это что такое, вон там? Они выглядят как огромные воздушные шары на вершинах зданий. – он указал на «небесные якоря», которые состояли из полудюжины шаров, качающихся высоко над нашими головами.
Прежде чем я успела ответить, послышалось знакомое мурлыканье. Мы оба повернулись и увидели пароцикл, который, обогнув здание, умчался вниз по улице. Скользя над землей на высоте колена, гладкий, блестящий и быстрый, он пронесся мимо нас, словно медное пятно, оставив позади себя шлейф белого пара. Длинное черное пальто развевалось за пароциклистом, который склонился над рулем. Его глаза были защищены большими очками, а руки – коричневыми перчатками, на голове красовался авиаторский шлем, который, как я подозревала, скрывал рыжие волосы.
– Красивая штука! – воскликнул мистер Экхерт, останавливаясь, чтобы поглазеть на транспортное средство. – Что это было? Мотоцикл?
– Это пароцикл. Обычно они не такие быстрые и шумные. И…
Блестящие, напичканные шестеренками.
– Во всяком случае, это транспортное средство, вероятнее всего, незаконное, – продолжила я, даже не пытаясь скрыть свое раздражение. – Я бы не удивилась, если бы под паровым двигателем оказался какой-нибудь электрический механизм.
Когда я двинулась по направлению к музею, на лице мистера Экхерта появилось странное выражение. Он остановился и принюхался. В воздухе пахло чем-то вкусным, и я попыталась вспомнить, когда последний раз ела.
– Вкусно пахнет, – протянул он. – Еда, которую мне давали в тюрьме, была отвратительной.
– Лучшие уличные торговцы находятся на среднем и верхнем уровнях, – сказала я.
Поскольку за подъем на лифте приходилось платить, лучшие продавцы знали, где находятся самые платежеспособные клиенты.
От тележек, с которых продавали жареные яблочные пирожки, кофе с ванильными палочками и пылающую морковь, до нас доносились заманчивые запахи. Мне настолько хотелось есть, что я достала пять пенсов и заплатила за подъем на уличном лифте. Я питала особую слабость к мягкой сладкой моркови на палочке.
Через несколько мгновений мы вышли из лифта и услышали, как за нами захлопнулась массивная медная дверь. Мистер Экхерт устремился через дорогу к небольшой тележке. Я выбрала и купила две самые крупные морковки на палочках и еще яичный кекс для своего спутника, который утверждал, что просто умирает с голоду.
Сказав что-то о яичных маффинах, он проглотил кекс в один прием. Пока он ел, я держала морковки за палочки, ожидая, когда погаснет огонь, потом показала мистеру Экхерту канализационный мусоропровод, куда следовало выбросить упаковку от еды, и вручила десерт, предупредив, что под тонкой сахарной корочкой морковь будет мягкой, сладкой и горячей.
– Что вы имели в виду, когда сказали, что электрические механизмы незаконны? – поинтересовался мистер Экхерт и тут же отвлекся на устройство по переработке отходов.
Самоходный аппарат рьяно выполнял свою работу далеко внизу, на нижнем уровне, пробираясь по одному из небольших канализационных стоков и измельчая мусор, который он только что собрал. Маленькие облачка черного дыма то и дело поднимались над парой труб, словно машина курила.
– Производство, использование и хранение электрической или электромагнитной энергии запрещено, – проговорила я, напрямую цитируя закон Мозли – Хафта.
Мистер Экхерт остановился на тротуаре и чуть не попал под моторизованную тележку точильщика ножей.
– Вы хотите сказать, что электричество незаконно?
– Да, конечно. Это широко распространенная угроза безопасности.
– Это безумие! Разве вы никогда не слышали о Томасе Эдисоне?
[25]
– Конечно, я слышала о Томасе Эдисоне. Все слышали о нем. Из-за него и его отвратительной деятельности закон и был принят.
Мистер Экхерт уставился на меня:
– Какой сейчас год, вы сказали?
– 1889 год, – ответила я, доедая свою еще теплую сладкую морковь. – Виктория – королева. Лорд Солсбери – премьер-министр. Лорд Косгроув-Питт – лидер парламента. А теперь, может, пойдем? Я больше не хочу терять время. И еще, мистер Экхерт, чем быстрее вы попадете в уборную, тем меньше внимания успеете к себе привлечь. Что, полагаю, и было причиной, по которой вы одолжили одежду моего отца: хотели слиться с другими лондонцами. Кстати, джентльмен никогда не ходит по улице без перчаток.
– Ладно, иду, – кивнул он, глядя на свои руки, словно проверяя, не появятся ли на них каким-нибудь волшебным образом перчатки. – Расскажите мне об этом законе. Не припомню, чтобы в школе проходил что-нибудь на тему незаконности электричества.
От его загадочных слов по моему телу прошла странная дрожь. Несмотря на то что я была с головой погружена в тайну смерти мисс Ходжворт и то, как это связано с Сехмет, вопросы о мистере Экхерте и его происхождении тоже не давали мне покоя. Я анализировала факты снова и снова и пришла к одному выводу.
Невероятному выводу.
Однако с раннего детства мне вбивали в голову излюбленное правило моего дяди. Отбросьте все невозможное – то, что останется, и будет ответом, каким бы невероятным он ни казался
[26]. Я повернулась, чтобы ответить на его вопрос.
– Семь лет назад казалось, что цивилизованный мир будет использовать электричество для питания всех механических устройств. Но когда в Нью-Джерси во время ливня пятнадцать человек были убиты электрическим током, стало ясно, насколько это опасно. Мистер Эдисон пытался скрыть инцидент, но мистер Эммет Олигари, один из ведущих бизнесменов Лондона, приложил усилия, чтобы об этом написали в газетах. Скандал был обнародован, и стало очевидно, что широкое использование электричества представляет реальную опасность для общества. Мистер Олигари возглавил операцию по информированию всей Англии об этой коварной опасности. Его зять лорд Мозли вынес этот вопрос на обсуждение в парламенте, и в 1884 году был разработан и принят соответствующий закон.