По ночам, если шел дождь, мисс Жозефина делала вылазки в сад, чтобы рассыпать там каменную соль. Или сидела в темноте, жевала добытого тунца и читала иссиня-черную книгу. Последней книгой, которую она дочитала до конца, была «Убить пересмешника», и повторять эту ошибку мисс Жозефина больше не собиралась. Кто такой этот мистер Толботт, чтобы навязывать ей свои порядки? Ее не убедишь никаким политическим вуду, никакими россказнями про гражданские права и прочими танцами с бубном.
Днем Льюис громыхал наверх по чердачной лестнице и ныл, что в подполе воняет и развелась туча мух, и что насос септика взял и сдох. Сад увял за одну ночь: все овощи теперь придется покупать в супермаркете. Он показал мисс Жозефине что-то вроде игральных карт, красные и желтые пластиковые прямоугольнички. «Это, – сказал, – новые деньги, только надолго их не хватит». Объяснил, что теперь все должны постоянно работать, ведь на будущее не накопишь. «Все заработанное надо быстро тратить, пока не исчезло».
Если чужих вокруг не было, мисс Жозефина спускалась с ним с чердака и шла чинить поломку. Льюиса отправляла за каким-нибудь инструментом, а сама в это время вставляла на место деталь, которую прежде стащила из трактора или молотилки. Льюис только диву давался, как легко она чинит любую технику.
Как-то ночью, отправив ужин из свиной отбивной и дикого риса в канализацию, она сидела за книгой Толботта. И, запивая соленые крекеры водой из-под крана, прочла следующее:
Полагается награда за информацию о тех, кто живет вне положенного отечества.
Не теряя ни минуты, мисс Жозефина закрыла книгу и пошла калечить кухонную плиту. Потом отперла дверь в курятник.
С утра Арабелла явилась с подносом и вестями, что всех кур сожрали еноты и яиц на завтрак нет. Бекона и овсянки тоже нет, поскольку плита приказала долго жить. На подносе был тост с арахисовым маслом. Мисс Жозефина и его отправила в унитаз, а следующей ночью угробила тостер.
Она сняла металлическую сетку с задней стенки стиральной машины и выкрутила изнутри детальку.
Она сломала телевизор и радио на кухне. Она вывела из строя посудомойку.
Ее постоянно разъедал изнутри страх, что Арабелла и Льюис выдадут ее, позарившись на вознаграждение. Она должна стать им ценнее любой награды. На следующий день по просьбе Арабеллы она спустилась посмотреть, что с плитой. Пока Арабелла ходила за отверткой, мисс Жозефина вставила на место выдернутый из тостера проводок.
– Надо же, вы все починили, – сдержанно констатировала Арабелла.
Избавление от очередного града домашних поломок в этот раз не вызвало у нее никакой радости. Скрестив руки на груди, она смерила мисс Жозефину долгим взглядом.
– Вот странно, что ни день какая-нибудь напасть. – Не отводя глаз, Арабелла положила отвертку на стол и добавила: – Не будь я умнее, подумала бы, что у нас завелся гремлин.
Мисс Жозефина фыркнула. Вот народ, все бы им на всякую чертовщину списать.
Арабелла даже не улыбнулась.
– А вы никак захворали? – спросила она, и в голосе у нее было не сочувствие, а скорее настойчивый интерес.
Мисс Жозефина пропустила это мимо ушей.
– Я просто слышу, у вас так часто вода в туалете сливается, – пояснила Арабелла. – Иногда по пятнадцать, а то и двадцать раз подряд.
Мисс Жозефина поняла, что днем спускать еду нельзя. Прятать надо. Например, в корзинке с шитьем. А спускать ночью, когда Арабелла и Льюис уходят спать к себе, в маленький домик. Усмехнувшись, она взяла отвертку и поковыляла к выходу.
– Куда вы? – спросила Арабелла.
Даже не пытаясь скрыть раздражение, мисс Жозефина ворчливо бросила:
– Стиралку чинить!
И ахнула, словно желая вдохнуть эти слова обратно. Так и застыла с раскрытым ртом.
Арабелла сперва ничего не сказала. Ее молчание заполнило всю кухню. Затем подчеркнуто медленно, понизив тон, произнесла:
– А что же, стиралка сломана?
В голосе у нее был великий триумф.
Мисс Жозефина повернулась к ней, напустив на себя самый беспечный вид.
– Ну да, а что, нет?
– Почем же мне знать? – Арабелла цыкнула зубом.
Склонив голову набок, экономка изучала престарелую хозяйку так, будто впервые увидела.
У мисс Жозефины запылали щеки. Она досадливо покачала головой и закатила глаза, словно поражаясь забывчивости своей экономки.
Украденная деталь оттягивала карман халата.
Отвертка выпала из руки и со звоном покатилась по линолеуму.
* * *
А Ник, Ник был умный. Не в том плане, что сильно образованный, по-другому. Как-то дом его родителей повадились уродовать райтеры. Не успевал отец закрасить или отскрести очередной тэг, как наутро стенку украшал новый шедевр. Вместо полумер – типа установить камеру и пытаться жаловаться городским властям – Ник пошел и решил проблему.
Он взял баллончик с краской и ночью отправился малевать на стенах сам. Изрисовал две стены дома свастиками, насколько хватило роста. Написал «смерть пидорам» и «ниггеры сосут». На все про все ушел неполный баллончик. Ник, разумеется, не питал нацистских взглядов, просто у него был замысел.
Покончив с делом, он лег спать. Родителей в известность не поставил.
Наутро в дверь уже звонили репортеры. Толпа зевак фотографировала дом. Мать с отцом были растеряны и злы, но явно обрадовались сочувствию. Город так долго игнорировал их проблему, а теперь граффити на их доме стали проблемой города. Мэр Портленда собрал пресс-конференцию и произнес речь о недопустимости разжигания в обществе ненависти, полиция усилила патрулирование улиц. Теперь райтеры обходили дом стороной – кому охота, чтобы все разжигание повесили персонально на тебя? А родителей журналисты везде представили храбрыми многострадальными героями. Ник им так ничего и не сказал.
Вот такой он был умный.
* * *
Ночью, когда все легли спать, мисс Жозефина бесшумно спустилась по чердачной лестнице. Свет ей для этого был не нужен. Все скрипучие половицы она знала наперечет, помнила наизусть все порожки и ни обо что в темноте не споткнулась. Пятьдесят семь ступенек вниз до узкой кухонной двери. Мисс Жозефина положила на нее ладонь и легонько толкнула, одновременно поворачивая ручку, чтобы не клацнула защелка.
Дверь не поддалась. Ручка поворачивалась свободно, а дверь не открылась. Мисс Жозефина уперлась в нее одетым в атласный халат плечом, пошире расставила босые ноги и навалилась всем весом, пока старая древесина не заскрипела. Дверь была заперта. На шпингалет, с той стороны.
В дыхании кухонного кондиционера слышался шепот. Далеко в передней мерно тикали часы – а может, мисс Жозефина слышала не их, а лишь собственную память об этом тиканье. Во тьме звучали голоса людей, умерших еще в ее детстве.