– Да нет, сегодня.
– Послушай, Лена, наверное, я лучше знаю. Но все равно, спасибо, что позвонила.
– Погоди-ка, день смерти считается?
– Да, Лена.
– А Вадим сказал, не считается. Это профессиональное у него. – Лена засмеялась, отчего Маргарите стало неприятно.
– Спасибо, что позвонила, – холодно повторила она.
– Не за что. Слушай, Маргош, Вадим от тебя в полном восторге.
Маргарита ничего не ответила. Прижав телефон плечом к уху, она заработала скалкой.
– Он просил меня ненавязчиво выяснить, простишь ли ты его внезапное бегство со свидания?
– Конечно, – сказала Маргарита, пытаясь придать тесту форму идеального квадрата, – только это было не свидание. Лена, прости, что тебе приходится играть роль почтового голубя, но не могла бы ты не менее ненавязчиво сообщить Вадиму, что я не могу встречаться с мужчинами?
Лена в трубке тяжело вздохнула:
– Больно уж он хороший человек, Маргошенька. Ты ему очень сильно понравилась, это видно, но вечно ждать никто не станет. Ты сама поговори с ним откровенно, объясни, и я уверена, что вы найдете выход из ситуации.
– Нет, Лена, это нехорошо, – заявила Маргарита решительно, потому что слова о том, что она нравится Вадиму, оказались неприятно приятными.
– Маргоша, я все понимаю, свежая рана, скорбь, то-се… В горе твоем никто не сомневается, но, с другой стороны, ты двадцать лет угробила на этого нарцисса, мне кажется, вполне достаточно. Как говорил Дон Кихот: мертвый в могилу, а живой за стол.
– Лена, ты здорова? Как ты вообще можешь мне такое говорить?
– Нет, если хочешь, я выдавлю из себя тяжелый вздох, выжму слезу и скажу полный пакет подобающих банальностей, только легче тебе от них не станет. А я хочу тебе помочь, вот и говорю, что Костя живой тебе жизнь заедал, а ты хочешь, чтобы еще и мертвый! Остановись!
– Лена, я не могу продолжать в подобном тоне. Если хочешь общаться со мной, не смей оскорблять моего мужа.
– Да я просто тебя хочу вытряхнуть из этих цепей!
– Не надо. – Тут следовало отключиться, но руки испачканы мукой, телефон прижат к уху, так что не было никакой возможности нажать кнопку отбоя, и Маргарита произнесла вслух совсем не то, что собиралась: – Я очень рада, что судьба снова нас столкнула и что ты звонишь, не забываешь, потому что, Леночка, у меня никого не осталось. Я совершенно одна, и если бы мы с тобой возобновили дружбу, это было бы счастье для меня.
– Так ты одна, потому что твой драгоценный Костя от всех тебя отсек.
– Но дружить я могу только в том случае, – с нажимом заявила Маргарита, от волнения раскатав тесто в лист не толще папиросной бумаги, – если ты не станешь чернить память моего покойного мужа и говорить глупости, не имеющие ничего общего с реальностью.
– Маргоша, очнись!
– Я знаю, что ты пыталась соблазнить его…
– Вот уж бред!
– Ты хотела увести его от меня.
– Бред бредовый! Никогда такого не было! Это он специально тебе наврал, чтобы мы не общались!
– Прости, но я склонна верить мужу, а не женщине, с которой не виделась пятнадцать лет.
Отряхнув руки, Маргарита все-таки разъединилась, немного гордясь, как хорошо и с достоинством произнесла последнюю фразу. Пусть у нее нет никаких других доказательств Лениного предательства, кроме слов мужа, ну и что? Зачем ему было лгать?
Она скомкала испорченное тесто и выбросила в мусор. Можно реанимировать, только зачем? Безупречной слоистой структуры уже не будет.
И Лена больше никогда не позвонит. И Вадим тоже.
Тяжело вздохнув, Маргарита пошла в спальню, взяла книгу и поставила на место, с силой задвинув томик в тугой ряд Костиных книг.
Ничего у нее больше нет, кроме прошлого, и, черт возьми, она имеет право на то, чтобы оно оставалось таким, как ей хочется.
…Дороги почему-то оказались свободными, и Зиганшин позвонил в квартиру Давида Ильича ровно в половине седьмого вечера. Отметил, что дверь в парадное стоит хорошая, железная, замок надежный, и злоумышленнику преодолеть это препятствие очень сложно, если не невозможно. Интуиция подсказывала, что когда они поймут, как преступник проник в подъезд, то поймут и все остальное, но сейчас он не особо доверял своему чутью.
Заглянув в лифт, Зиганшин стал подниматься по лестнице, чтобы оценить обстановку в подъезде, но никак не мог сосредоточиться. В голову лезли грустные мысли о том, что последние дни он часто задерживается, приезжает, когда дети уже спят, а Фриде это нравится. Приятно, что не надо кормить его ужином, а можно просто оставить еду в кухне под салфеточкой, словно для приблудного кота или домового, а потом притворяться, будто спишь. Муж, конечно, скотина, но не до такой степени, чтобы растолкать уставшую жену ради утоления своей похоти.
Зиганшин прекрасно отличал, когда жена спит, а когда усиленно делает вид, но ни разу не уличил ее во лжи, а тоже делал вид, будто дико устает и, добравшись до кровати в час ночи, ничего уже не желает.
Что-то поселилось между ними, тихое, но страшное, и у обоих не хватало мужества посмотреть в глаза этому чему-то.
А может быть, так у всех. Счастье и любовь длятся миг и быстро растворяются в повседневных заботах, в недосыпе, детском крике, усталости. Нельзя же всю жизнь заглядывать друг другу в глаза и ловить каждый вздох. Он был для Фриды центром мира, но теперь появились дети и сместили его с пьедестала, и это правильно. Так и надо. Если по-честному, то он тоже спешит домой не ради жены, а чтобы поскорее взять за руку маленькую Свету и бежать с ней «смотреть щеночков».
Они с Фридой теперь родители, и надо думать о детях, а не о своих сложных взаимоотношениях, и все наладится рано или поздно.
Задумавшись, он едва не проскочил нужный этаж, только стоящая возле открытой двери унылая щуплая фигура в мешковатых брюках и вязаной кофте заставила его опомниться и остановиться.
Оказавшись в квартире, Зиганшин довольно нагло осмотрелся. Он не присутствовал при осмотре места преступления и невнимательно смотрел фототаблицы, поэтому не знал, насколько сильно пострадала квартира от взрыва, но поспешный ремонт скрыл все разрушения.
Обстановка в доме вообще была уютная и простая. Заметив интерес гостя, Давид Ильич тут же устроил ему маленькую экскурсию, показал удобный кабинет с шикарным компьютером и великолепнейшим офисным креслом, как раз таким, о котором Зиганшин тайно мечтал, гостиную-столовую, пустую после ремонта, и спальню, куда Зиганшин из деликатности не стал заходить.
Показав «удобства»: просторный санузел с гигантской угловой ванной и отдельно душевой кабиной, похожей на космическую капсулу, хозяин заметил, что в квартире прохладно, и предложил расположиться на кухне, ибо там теплее всего.