Был серьезный соблазн сунуть девушке пустую карту, а когда платеж не пройдет, разыграть изумление и свалить якобы разбираться в банк. А потом на всякий случай всю жизнь ездить другой дорогой.
Он медленно полез за кошельком. Если купить всю эту глупость, придется влезть в деньги, отложенные на памятник, а они и так уже взяли оттуда на посудомойку.
Ладно, бытовая техника нужна, особенно в доме с кучей маленьких детей, а без блокнотиков люди прекрасно обходятся. Нет, ну надо такое! Восемь тысяч за канцелярию!
«Ты еще завопи про грабеж среди бела дня, как Киса Воробьянинов», – поморщился Зиганшин и оплатил чек.
Пока он был в магазине, пробка рассосалась, и в итоге он оказался дома чуть раньше обычного. Дети еще не ложились, и, быстро поев, Зиганшин вывалил перед ними свои приобретения. Старшие отнеслись к ним совершенно равнодушно.
– Ой, какой миленький блокнотик, – произнесла Света с фальшивым воодушевлением, а Юра даже этим не стал себя утруждать.
Маленькая Света взглянула на Зиганшина своим непонятным взглядом, под которым он совершенно терялся, и одними губами произнесла: «Спасибо».
– Так, ладно, – сказал Зиганшин, страдая по напрасно выкинутым деньгам, – идите сюда, дети. Будем читать вслух.
– Ну Митя!
– Не ну Митя, Юрочка, а сели и раскрыли уши. Мне это нравится, может, еще меньше, чем вам, но я не ною, а молча выполняю свой долг.
– Как это ты собираешься молча читать?
– Вот я сейчас ремень сниму и узнаешь.
Света засмеялась:
– Серьезно, Мить, ты что? На собрание в школу ходил, и тебя там родители покусали? Ремень, главное. Шок вообще.
– А и покусали, ну и что?
– Да ничего. Может, лучше тогда кин какой-нибудь посмотрим?
– Света, это, конечно, лучше, только кин будет всегда, а я нет. Лет через тридцать захочешь обо мне вспомнить, а нечего будет. А так хоть расскажешь своим детям, какая я был сволочь, терзал вас классической литературой.
– Ладно, терзай. Только недолго.
– Одну главу максимум. Идите сюда поближе. Светик, хочешь ко мне на ручки?
Девочка молча вжалась в противоположный угол дивана.
– Итак, дети, слушайте. – Зиганшин раскрыл книгу и приступил к чтению.
…А в следующую секунду открыл глаза от звонка будильника. Он лежал на диване в гостиной, заботливо укрытый одеялом. Фрида принесла ему телефон и старый будильник, который он всегда заводил на случай, если электроника откажет, и даже сняла с него брюки и поставила на журнальный столик стакан воды. Книга лежала тут же, закрытая, так что удалось ли дочитать до конца главы, осталось неясным.
Потянувшись до хруста в костях, Зиганшин почувствовал себя совершенно выспавшимся – ощущение, подзабытое в последнее время.
Он вскочил, выбежал на крыльцо, растерся снегом и вернулся в дом одеваться.
Только влез в штаны, как на пороге появилась маленькая Света.
– Ты что не спишь?
Она молча подошла ближе.
– Что, малышка?
– Вы скоро уйдете? – еле слышно спросила она.
– Минут через десять.
– И не вернетесь?
– Почему, детка? Надеюсь, что буду вечером, как обычно.
– А вы вчера сказали, что будете не всегда.
– Да я просто, – начал Зиганшин и осекся. Наверное, сейчас не самое подходящее время рассуждать с ребенком о быстротечности и бренности бытия.
Он поднял Свету на руки.
– Это я просто так, чтобы заставить вас слушать. Ты вообще поменьше обращай внимание на то, что я говорю.
– И вы точно не уйдете?
– Точно. Я всегда буду с тобой, не бойся. Всегда-всегда.
Он отнес девочку в кровать, уложил тихонько, чтобы не разбудить большую Свету, подоткнул одеяло и посидел несколько минут, глядя, как она засыпает.
Потом опомнился, разбудил Найду, стремительно потрепал по загривку и помчался с ней ко Льву Абрамовичу.
Интересно, он своими обещаниями обрадовал или напугал Светочку? Может, она как раз хотела, чтобы он свалил. Он большой, угрюмый, злой, что тут может нравиться ребенку? Еще и про ремень вчера вякнул, идиот старый!
Девочка с Фридой давно на «ты», а ему все выкает, никак не может перестроиться. Мать хорошо ее воспитала, в уважении к старшим.
Зато пупсик Анжелика Станиславовна ровно наоборот. И тут, похоже, безнадежно.
Зиганшин поставил в проигрыватель флешку с лекцией Константина Ивановича и начал слушать. Бессмысленное занятие, если не считать новых знаний о русской классике, но покамест, кроме личностей потерпевших, копать негде.
Отсмотрев несколько программ с участием Рогачева, Зиганшин составил о нем приятное впечатление. Высокий, статный, красивый мужик, чем-то похожий на Алена Делона, Константин Иванович держал себя со спокойным достоинством, не пытался переорать других участников, у которых от стремления спасти русскую культуру только что пена изо рта не шла. Зиганшин сначала подумал: «Боже, что за идиоты», а потом невольно втянулся. Речь шла о самовыражении художника, и Зиганшин даже немного пригорюнился, что свобода слова у нас находится в такой заднице, но быстро опомнился. «Всё просто, ребята, – сказал он экрану айпада, – кто платит, тот и музыку заказывает. Если тебе государство выделяет деньги на общественно-важный проект, так ты или отработай по полной, или не бери, а самовыражайся на свой страх и риск. А вы все хотите и на елку влезть, и жопу не оцарапать, и именно в невозможности это сделать видите упадок и разрушение русской культуры».
На всякий случай он отсмотрел еще одну передачу. На сей раз либералы с упоением пинали Сталина, который был давно мертв и ничего не мог им за это сделать. И снова Рогачев оказался на высоте, заявив, что для того, чтобы это ужасное время не вернулось, надо осознать свою личную ответственность здесь и сейчас.
В Сети было выложено еще несколько программ с участием Рогачева, но Зиганшин малодушно предпочел их не заметить, потому что после просмотра этих двух чувствовал себя так, будто всю ночь вагоны разгружал.
«Похоже, все эти ток-шоу существуют для избавления людей от остатков жизненной энергии, чтобы они не только не могли что-то делать, кроме работы, но и не хотели», – сообразил Зиганшин и дал себе зарок больше никогда не смотреть телевизор, а для того, чтобы составить полное представление о Константине Ивановиче, прослушать одну его лекцию.
Наверное, виноваты было невежество и отсутствие привычки к чтению, захламленность мозга сериалами или еще какой-нибудь дефект в культурном облике подполковника Зиганшина, но лекция совершенно не понравилась ему, как сказала бы Света: «Не зашла».
Остроумно, дерзко, но поверхностно. Какие-то смелые сравнения, грубые аналогии, стоны о величии и особом пути русской души, подающиеся, как водится, в соусе из похмельной блевотины, и конечно же ерничание по поводу нынешней власти, куда без этого интеллигентному человеку. Но это было заигрывание, а не борьба. «Смотрите, как легко и приятно я покусываю, а полизать сумею еще лучше». В конце концов Зиганшину сделалось противно, и он выключил лекцию, нисколько не подняв свой культурный уровень.