Значит, дело было в другом.
Надо, чтобы она сама добровольно с ним занялась любовью.
Валгар был не против постараться. Меняющая привлекала его, как женщина. Её запах проникал в кровь, в сознание. Более того, Яр сегодня заметил интересную особенность – проходя мимо стюардесс, подобранных им ранее и согласных на все очаровательных девушек, он никак на них не прореагировал. Их запах был безликим. Внешность незапоминающаяся. Глаза? Вы о чем сейчас?
А запах Миланы он узнает из тысячи. Как и скажет, какие у неё цветом глаза. Плавленый янтарь. Как и у него.
Он привык прислушиваться к своей интуиции, которая сейчас явственно говорила – приручи девочку, покори.
А уж дальше они разберутся.
– С удовольствием, – с улыбкой искусителя ответил Ярослав и, подтянув руками тело, припал к шее Миланы.
Он жадно исследовал её, неистово вдыхая дурманящий запах.
Сладкая.
Вкусная.
Податливая.
Чем дольше он вдыхал её запах, тем сильнее становилось желание. Оно плескалось в крови, как плавленое золото – тягуче и медленно. Скользя губами по ключицам девушки и подбираясь к округлым холмикам, Валгар с легким удивлением констатировал факт – он на грани. Уже готов кончить. Он не мог припомнить подобного всплеска желания с голодной молодости, когда женщина для него была такой же роскошью, как и вкусная еда. Милана пробуждала в нем странные чувства, ранее не испытываемые с женщинами. Они всегда интересовали его лишь в роли опытных любовниц. Получить обоюдное удовольствие и разбежаться. Женщин Ярослав старался не обижать, если они, конечно, не становились слишком навязчивыми.
Милана была другой. Сейчас, играя языком с её соском и наблюдая, как она выгибается под его прикосновениями, как тяжелеет её запах, как появляются в нем мускусные нотки, Ярослав сходил с ума от её искренней реакции. Девушка была открыта, как книга. Не притворялась. Не лукавила. Она отвечала на его ласки со всей наивной непосредственностью.
А ещё Ярослав не мог не думать, что он первый. И единственный. Что она была только с ним.
Сожалел ли он, что взял её под ментальным воздействием в том гостиничном номере? Безусловно, нет.
Милана задыхалась. С каждым новым более смелым прикосновением, тело переставало ей принадлежать. Оно превращалось в инструмент, на котором умело играл маэстро. Казалось, Валгар знал её тело досконально. Или задался целью узнать. Он целовал её груди, гладил бедра, пощипывал губами живот.
Девушка металась на прохладных простынях, потерявшись во времени. В голове билась лишь одна мысль – вот сейчас всё правильно, вот сейчас всё происходит так, как и должно быть.
Она и мужчина. Оба сгорают в страсти. И от этой страсти родятся дети.
Милана в этом не сомневалась.
В груди зарождалась непоколебимая уверенность, что именно сегодня она забеременеет. И её организм не был против. Беременность расценивалась самой Миланой, как желанный процесс.
В её жизни появится крохотный человечек, который будет её любить не за какие-то там эксклюзивные особенности, а просто потому, что она есть. И мысль о ребенке наполняла молодую женщину доселе неизведанной радостью ожидания и предчувствия. Делало более страстной, отзывчивой. Вся её женская сущность стремилась к продолжению роду. Раскрылась.
Когда Ярослав, издав гортанный стон, развел девичьи бедра в стороны и одним рывком ворвался в лоно Миланы, она вторила ему таким же стоном. Приподнялась, жадно вцепившись в литые мужские плечи.
Плоть в плоть.
Глаза в глаза.
И желание, одно на двоих.
Валгар на мгновение замер, давая девушке время привыкнуть к нему внутри себя. Он видел, как распахнулись её глаза, заметил, как капельки пота выступили на лбу. Как жадно приоткрылся её розовый ротик в немом крике. И этот крик не имел ничего общего с болью. Лишь с наслаждением.
Сам Ярослав сдерживался из последних сил. Желание огненными иглами пронзало все чресла. Скручивало внутренности тугим жгутом.
Но он держался. Потому что хотел увидеть, как янтарь в глазах Меняющей потемнеет от испытанного оргазма.
Его движение. Её стон.
Его стон. Её движение.
Она больше не лежала обездвиженной куклой. Она так же устремляла бедра вверх, чтобы дать себе возможность максимально почувствовать Валгара внутри.
И снова движение… его… её…
За которым последовал сначала её оргазм, а потом уже его.
Удерживая себя на подрагивающих руках, Валгар поднял голову и посмотрел на распластанную под собой Меняющую.
Она была прекрасна. Со сбившимся дыханием. С легкой испариной по всем телу. С его запахом.
– Ты как? – хрипло спросил он, довольно улыбаясь.
– Думаю, первым у нас будет сын, – негромко отозвалась она, отчего его сердце сделало кульбит.
Женщины всегда что-то от него хотели. В основном денег и положения в обществе.
И ни одна, как ни странно, не хотела от него сына.
Валгар задержал дыхание.
А тут эта девочка…
Он всматривался в её счастливое лицо, а в голове, набатом билась мысль – в чем подвох?
* * *
Она лежала на спине и смотрела на черные каменные плиты.
Она выжила.
Думала, сдохнет. Ан нет, выжила.
Не пришло её время умирать.
Дина скривила разбитые губы. Что-то совсем хреново у неё с регенерацией. Так не должно быть. Дурной вестник. Неужели снова перевертыши изживают себя?
Плевать. Ей бы с собственной жизнью разобраться, а за весь их род вон пусть Орден Четырех сетует. Это они должны беспокоиться за чистоту рода.
Она же…
Закашлявшись и сплюнув кровью, Дина перевернулась набок. Внутри всё жгло. Неужели муженек ей внутренности порвал? Она не удивится. Славно он её потрепал, ничего не скажешь.
И это Димитриос. Мужчина, что с неё сдувал пылинки и всегда её ждал. Куда бы она не уходила и не уезжала. Прощавший любые её слабости. Она же женщина, и слабости – её сущность.
О, да, он любил её!
И от любви едва не убил.
Дина натолкнувшись взглядом на такие же убогие каменные глыбы, оскалилась от омерзения.
Её кинули в тюрьму. Холодную и вонючую. Весело. Дина даже не подозревала, что у Лавинского имеется такое «сокровище». Видимо, многого она не знала о своем супруге.
Что ж… Вот он и открылся с новой стороны. Со стороны обманутого мужа, что жаждал мести.
Дина закрыла глаза. Надо набраться сил. Зализать бесчисленные раны, что покрывали её некогда совершенное тело.
Ничего… Она выкарабкается. Подождет, пока Лавинский перебесится. Стерпит всё. Все побои, все обвинения.