Бессонница - читать онлайн книгу. Автор: Евгений Рудашевский cтр.№ 27

Мэт не успокаивался, говорил, что не ляжет спать, пока не съест свой законный чизбургер, и даже позвонил Крис – потребовал, чтобы она приехала сюда на машине и помогла нам разобраться с кассиршей. Не знаю, поняла ли Крис, чего от неё хотел Мэт, но в ответ сказала, что сейчас в каком-то ночном клубе на Вест-Онтарио-стрит и приехать не может. Тогда Мэт предложил мне собрать из мусора «нечто на колёсах», вернуться в «Макдоналдс» и наконец добиться желаемого:

– Пусть только скажет мне что-нибудь ещё! Ей нужны колёса, будут ей колёса!

И мы ещё минут сорок ходили по округе, пытались найти что-нибудь такое, из чего можно слепить подобие транспортного средства, даже забрели в один из цветных кварталов, правда, быстренько оттуда слиняли. Потом ходили вокруг кампуса. Мэт со всей серьёзностью отнёсся к своей задумке, а мы с Эшли больше смеялись, но помогали ему, как могли.

У нас ничего не получилось. Только зазря проносили с собой картонные коробки, которые Мэт стащил с заправочной станции. А потом ему позвонила Крис. Оказалось, она всё-таки приехала и теперь ждала нас возле стадиона.

Мы оживились и, побросав коробки, отправились на Норт-Олбени-авеню – прямиком через Вест-Фостер-авеню и Норт-Кэдзи-авеню. Встретили Крис радостными криками, и всё было хорошо, но, узнав, зачем мы выдернули её из ночного клуба, Крис так разозлилась, что ударила Мэта по руке, – ей показалось, что он звонил из-за чего-то действительно важного.

Крис хотела немедленно уехать обратно, в даунтаун, но Мэт не дал ей открыть машину и, потирая ушибленное предплечье, заявил, что нет ничего важнее еды: стал рассказывать про голодающих детей в Африке, крикнул, что со стороны Крис неразумно вот так пренебрежительно отзываться о пище, пусть даже речь идёт о самом обыкновенном чизбургере.

В итоге Крис сдалась, и мы поехали в «Макдоналдс». Там Мэт торжественно заказал четыре чизбургера, четыре картошки, три колы и отдельный шейк для Крис. С кассиршей он говорил до вычурности вежливо, а под конец пожелал ей хорошей ночи. И всё это было действительно смешно.

Возвращаться в кампус мы не хотели и остались есть прямо в машине. Крис опять ткнула Мэта в руку, но теперь без злости, и сказала, что он мог бы догадаться вызвать такси. Мэт хохотнул:

– Хороший заказ, на пятнадцать ярдов. Нам, пожалуйста, машину от дверей в «Макдоналдс» до окошка в «Макдоналдс».

– Думаешь, ты один такой умный? У них уже наверняка отдельная услуга – для полоумных пианистов, которым приспичило поужинать в два часа ночи.

Крис и Мэт ещё какое-то время пререкались, а как только они замолчали, я предложил всем вместе на выходные отправиться в Висконсин. Знал, что лучшего момента не будет.

Сказал, что хочу познакомиться с амишами, посмотреть, как они живут, потому что за всё это время так толком ничего, кроме Чикаго, не видел, если не считать суточной пересадки в Нью-Йорке, где я едва успел пройтись по Центральному парку. Потом добавил, что скоро зимние каникулы и неизвестно, когда мы вообще в следующий раз увидимся.

– Всего три дня. Туда и обратно. В понедельник уже вернёмся.

Я, конечно, умолчал, что сам возвращаться не планирую, как не планирую сдавать итоговые тесты, отчитываться по итоговым эссе, подписывать документы за комнату в общаге, брать академическую выписку и прощаться с теми, кто меня знал. Для меня это был путь в одну сторону.

Мэт и Эшли одновременно, не сговариваясь, посмотрели на Крис.

Крис замерла с трубочкой во рту. Даже не повернулась к нам. Так и смотрела в лобовое стекло. Затем молча пожала плечами и продолжила пить свой ванильный шейк.

– Отлично! – крикнул Мэт, позабыв, что сам изначально к этой поездке не проявил никакого интереса.

Эшли тоже выглядела довольной. И они с Мэтом словами никогда бы не смогли выразить своё отношение ко мне настолько ясно и отчётливо, как сделали это тем, что вот так сразу посмотрели на Крис.

Предчувствие не обмануло, день в самом деле выдался удачным.

Мы разошлись, договорившись завтра обсудить детали поездки.

Не могу уснуть.

Скоро всё рухнет.

Ещё в сентябре начал подпиливать ветку, на которой сижу. Только так. Сделать всё незаметно для себя и остальных, а в конце сказать, что это было неизбежно.

Мэкси спит. Я сказал ему, что уеду на выходные, а он пожелал мне хорошей поездки. Вот так. Смешно и глупо. Хорошей поездки…

Не могу уснуть и теперь сижу, делаю эти записи. А пока лежал в кровати, голова гудела от пульсирующего клубка цитат, песен, разговоров. Когда слишком много запоминаешь, в какой-то момент хочется всё забыть. Моя память меня убивает. Если б не она, я бы не окончил первый курс на «отлично». Не сдал бы все эти истории отечественного государства и права, римское право, конституционное право, потому что они меня никогда не интересовали. Я только прочитывал учебник, толком не вникая в то, что читаю, запоминал детали, о которых говорили преподаватели, и потом все восхищались, какой я старательный, говорили, что из меня получится хороший юрист. Глупо. Если б я провалился на экзаменах, мне было бы проще взглянуть правде в глаза, а главное – показать эту правду другим. Но я этого не сделал. Все меня так хвалили, и я не мог их подвести – родителей, преподавателей, друзей…

«Там на улицах – бешенство автомобилей, и мне кажется, что все они дышат злобой к пешеходам, а пешеходы злятся на них. В спешке суетятся толпы, безыменные и безликие. Огромные дома набиты людьми, скученными в низких душных комнатах, согнувшимися над столами в монотонной и нудной работе. А вечером начнётся погоня за развлечениями, раздастся грохот воющей ритмической музыки, призраки кино, экраны телевизоров, сочащиеся голубым ядом. И выпивка за выпивкой – сотни тысяч людей пропитаны алкоголем, умеряющим нервный спазм нетерпения, ожидания чего-то лучшего, что не приходит, да и не может прийти. И человек видит, что он обманут. Квартира, которую он ждал несколько лет, оказывается дешёвой клетушкой, заработок по-прежнему не обеспечивает исполнения даже скромных желаний, дети становятся не радостью и опорой, а обузой и обидой. И тогда перед человеком встаёт колоссальный вопросительный знак: зачем?»

Я хорошо знаю эту цитату. И знаю ещё сотни других цитат. Могу их с точностью воспроизвести. Могу подобрать почти к любой ситуации. Я будто весь закутан в них, во все эти книги, во все эти мысли – такие чужие, но такие красивые, а меня самого́ за этим ворохом будто и нет. И вот пообщаешься с кем-нибудь, и человеку наверняка покажется, что ты вполне нормальный, здравомыслящий – такой, которому можно дать взаймы и с которым можно обсудить что-нибудь злободневное. И никто не заглянет под все эти одежды, чтобы увидеть там ничтожное, скукоженное существо, которое и человеком-то назвать трудно, а всё потому, что никто не хочет, не может. А я-то знаю, я-то вижу…

И всегда знал, всегда видел.

А ведь я даже не понял, когда это всё началось. Ведь был самым обыкновенным ребёнком, и мне нравилась моя жизнь, хотя я, конечно, об этом не задумывался. А потом как-то незаметно, года три или четыре назад, что-то во мне сломалось. Только что всё было хорошо, гладко, а тут вдруг я понял, что сломан, что вместо прежней жизнерадостности внутри – одна мертвечина. И вроде бы всё работает, я живу, говорю, что-то делаю, а внутри – пусто. Оглушительно пусто. И все эти годы я эту пустоту пытался заполнить: книгами, мечтами, высшими баллами на экзаменах, улыбками родителей, завистью сокурсников.