Вот так Фридунский Анатолий Борисович! Вот так
журналист! Вот так разведчик карадагских кладов! Не отыскал ли он под кустом
высокогорного шиповника то, что сам туда положил? Не совсем понятно, правда,
зачем ему докладывать об им же самим совершенном убийстве, но, может быть,
хобби у него такое: как завидит труп – без разницы, собственноручно изготовленный
или даже примерещившийся, – так и мчится, задрав штаны, в ближайшее
отделение милиции: стучать на кого ни попадя! Нет… отнюдь нет! Конкретно стучит
Анатолий Борисович Фридунский на Киру Константиновну Москвину, и уже второй
раз… Вопрос: почему он не сомневался, как отреагирует коктебельская милиция на
его заявление? Как умудрился оказаться в нужном месте точнехонько в нужное
время? Откуда, попросту говоря, он знал, что Кира в этот момент окажется в
милицейских лапах?
Ответ может быть лишь один: Фридунский сделал
все, чтобы она в этих самых лапах очутилась…
Не правда ли, вовремя вышел на прогулку
Мыкола? Точнехонько в ту минуту, когда Кира приостановилась возле
приснопамятной доски с висячим замочком.
А как своевременно оказался возле такой же
«доски объявлений» милиционер в портовой милиции города Ильича! Кира словно бы
вновь увидела омерзительную листовку с жирными потеками клея по краям.
Потеки клея… Они могут значить только одно:
бумажка только что приляпана. Уж не Фридунский ли и был тем самым расклейщиком
листовок, который охватил своей деятельностью чуть не весь Крымский полуостров?
Ах ты, красный партизан!..
Кира вспомнила высокого мужчину в цветастой
рубахе и широченной шляпе, который проскользнул мимо нее по аллейке, пряча лицо
в сотовый телефон и что-то бормоча насчет того, что вам, мол, надо только
задницу от стула оторвать и на улицу выйти. Через минуту к Кире прогулочным
шагом приблизился розовощекий сержантик, и если бы Максим не вырвал жертву
точнехонько из-под его носа…
Она стрельнула глазами на Максима, но он тянул
спрайт через соломинку с таким мрачным лицом, словно пил натуральный рыбий жир
со льдом. Кира поспешно опустила ресницы.
Хорошо. Значит, Фридунскому по какой-то
причине необходимо, чтобы Кира на некоторое время оказалась надежно
изолирована. В Коктебеле – сорвалось, в Ильиче – не получилось. В Pостове… в
Ростове их с Максимом на дороге подстерегли Вовчик и K°. Почему же Киру раньше
не удивило: с чего бы этим ребяткам, которые промышляют только по крутым
иномаркам, цепляться к бледному и довольно-таки непрезентабельному
«Москвичу»?.. Возможно, их кто-то науськал? Значит, Фридунский постоянно следил
за Кирой. И вот, убедившись, что рыбка снова сорвалась с крючка, он «забежал»
вперед и разыграл новый акт драмы перед тамбовскими ментами – столь же, увы,
доверчивыми, как их коктебельские коллеги.
Что же, Фридунский на вертолете, что ли, вел
преследование, если так безошибочно отслеживал путь?! Внезапно Кира вспомнила
светло-серую «Волгу», которая сегодня дважды мелькнула мимо, вздымая раскаленную
пыль. Хотя откуда ей знать, какая машина у Фридунского? Почему обязательно
«Волга»? Возможно, просто совпадение, случайность.
Случайность?.. Сколько их уже обрушивалось в
последнее время на Киру – но все они, как правило, были тщательно организованы:
листовки по всему Крыму, паспорт, «потерянный» в автобусе с
бедолагами-челноками…
– Ох, – тихо сказала Кира. –
Ох, боже мой…
– Эй, ты что? – сквозь серый туман,
затянувший все вокруг, вдруг пробился чей-то встревоженный голос. – Тебе
плохо?
Это Максим. Это его голос. А что-то теплое,
стиснувшее ледяные Кирины пальцы, – это его рука… И тут Кира ощутила, что
серая пелена начала редеть. Зеленые глаза пристально взглянули в ее глаза – и
вдруг расплылись в подступивших слезах.
– О господи, Максим! – беспомощно
всхлипнула Кира. – Ты представляешь?! Да ведь те двое, кто грабил челноков
в автобусе Феодосия – Симферополь, уехали потом на серой «Волге», мне сказал в
Коктебеле этот Полторацкий. А ведь именно серая «Волга» нас сегодня дважды
обошла. И сразу в Тамбове объявился Фридунский! Ты понимаешь, что это значит?!
Максим молчал так долго, что Кира нетерпеливым
жестом вытерла наконец глаза и уставилась на него. И почувствовала себя страшно
усталой, увидев, что он извиняюще улыбается:
– К сожалению, нет.
Кира опустила голову и сидела так некоторое
время, разглядывая кубики льда, которые медленно таяли в пузырящемся спрайте.
– Вот и я не понимаю, – сообщила она
наконец. – Не понимаю: то ли я сошла с ума, то ли весь мир вокруг меня.
Какое-то время Максим придирчиво разглядывал
ее, потом с явным облегчением изрек:
– Нет, на сумасшедшую ты не похожа. А вот
что касается остатнего мира… Может быть, поостережемся ставить диагноз до тех
пор, пока ты мне все толком не расскажешь?
Кира вскинула на него глаза, и, когда смысл
его слов дошел наконец до нее, слезы снова выступили на ее глазах. Но на сей
раз это были слезы облегчения.
– Ой, не могу! – беспомощно
простонал Максим. – Ну какая же ты плакса, оказывается! Давай-ка высуши
глаза, пока идем в машину. Тебе ведь все равно, где рассказывать, правда? А мне
за рулем всегда лучше думается. К тому же есть у меня такое предчувствие, что
нам надо в лепешку разбиться, а успеть нынче к вечеру в Нижний!
* * *
Следующий час, а может быть, и больше, Кира
только и делала, что говорила, не переводя дыхания. Сначала немножко мешало то,
что она не видела перед собой глаз Максима: переглядки в зеркальце заднего вида
кончились, он посадил Киру рядом с собой на переднее сиденье и как уставился на
дорогу, так почти и не смотрел в сторону.
Кире тоже пришлось глядеть вперед – и странное
дело: чем стремительнее летело под колеса шоссе, тем быстрее находились слова
для описания причуд Судьбы, которая решила поставить над ней некий несусветный
эксперимент. Иногда Кира замолкала, мимолетно отмечая, с какой страшной
скоростью они мчатся, – кто бы мог подумать, что зачуханный «москвичок»
способен на такое! – и снова говорила, говорила, говорила, задавая старые
и новые вопросы – и опять, опять не находя ответа на главный: кто и почему убил
Алку?
– Понимаешь, я сначала решила, что это
как-то связано с моей работой. Но это плохой детектив, если так. В этом случае,
по закону жанра, мертвой на Карадаге должна лежать я!
– Ой, нет! – перебил Максим с
преувеличенным испугом. – Это уж какая-то охота на женщин получается. На
красивых женщин! Хватит с нас трупов, знаешь ли.
– Но ведь Алка, по сути дела, играла
только административную роль, – упрямо продолжала Кира. – Это ее надо
было выводить из игры косвенно, а меня – впрямую. Это я должна быть убита!