Эйфорию, самый настоящий кайф.
Эмили бежала по городу (две мили за двадцать две минуты); если загорался красный, она не останавливалась, а бежала на месте. На углу Мэйн и Истерн-стрит мимо проехали два парня на «мустанге» с откидным верхом (погода была как раз подходящая). Один засвистел, и Эмили показала наглецу средний палец. Наглец расхохотался, зааплодировал, и «мустанг» помчался по Мэйн-стрит.
Денег с собой было в обрез, зато имелась пара кредиток. Особенно порадовало наличие «Американ экспресс», ведь с ней можно получить дорожные чеки.
Эмили поняла: домой она не собирается, по крайней мере в ближайшие дни. Понимание принесло не грусть, а облегчение, и у нее мелькнула мысль, что эта мера не временная.
В отель «Моррис» она заглянула, чтобы позвонить, но, поддавшись порыву, решила в нем заночевать. Можно снять номер на одну ночь? Да, конечно. Она протянула администратору свой «Амекс».
– Посыльный вам, видимо, не понадобится, – проговорил он, многозначительно глядя на ее футболку и шорты.
– Я уезжала в спешке.
– Поня-атно… – протянул администратор тоном, из которого следовало обратное.
Эмили схватила ключ и быстро зашагала к лифту, с трудом подавляя желание побежать.
2
Судя по голосу, ты плачешь
Ей хотелось купить одежду: пару юбок, пару блузок, двое джинсов и шорты, но до шопинга следовало позвонить Генри и отцу в Таллахасси. Начать решила с отца. Телефон автопарка, где он работал, Эмили не помнила, зато номер сотового знала наизусть. Отец ответил после первого же гудка.
– Привет, Эм, как ты? – закричал он под аккомпанемент рева моторов.
Щекотливый на первый взгляд вопрос в тупик не поставил.
– Пап, со мной все нормально. Я в отеле «Моррис», потому что, кажется, ушла от Генри.
– Навсегда, или это пробный шар? – уточнил отец.
Ни капли удивления в голосе: он воспринимал новости спокойно, что очень нравилось Эмили. Рев моторов стал тише, а потом заглох. Эмили представила, как папа входит в кабинет, закрывает дверь и, вероятно, берет ее портрет с заваленного всяким хламом стола.
– Трудно сказать, но пока возвращаться не думаю.
– Из-за чего поссорились?
– Из-за бега.
– Из-за бега?
– Ну, не только, – вздохнула Эмили. – Порой одно на деле означает совсем другое, понимаешь? Или целые слои совсем другого.
– Из-за ребенка, – заключил отец.
Со дня внезапной смерти внучки он называл ее не Эми, а просто «ребенок».
– Да, а еще из-за того, как я справляюсь с горем. Очевидно, совсем не так, как хотелось бы Генри, а вот мне вздумалось поступить по-своему.
– Генри – хороший парень, но да, собственные взгляды у него имеются. Как же иначе?
Эмили промолчала.
– Я могу чем-то помочь?
– Да, – сказала Эмили и объяснила, чем именно.
Отец согласился. Эмили знала, что он согласится, но сперва выслушает ее историю до конца. Ей очень хотелось выговориться, а старый Расти Джексон слушать умел. Иначе он вряд ли превратился бы из рядового автомеханика в одного из самых важных людей университетского городка (в этом Эм уверяли другие, сам отец не стал бы хвастать ни перед дочерью, ни перед кем-то еще).
– Я пришлю Мариэтту прибраться в доме, – сказал он.
– Пап, не надо, я в состоянии прибраться сама.
– Нет, там давно нужна генеральная уборка. Чертов дом закрыт почти целый год. С тех пор как умерла твоя мама, на Вермиллион-Ки я почти не выезжаю: в Таллахасси всегда дел невпроворот.
Покойную жену, равно как и маленькую внучку, Расти по имени не называл. После похорон (Дебра Джексон умерла от рака яичников) она превратилась в «твою маму».
«Ты точно не возражаешь?» – едва не вырывалось у Эм, но такие вопросы задают, когда просят об одолжении посторонних, ну или когда с отцом другие отношения.
– Ты бегать там собираешься? – поинтересовался Расти, и Эмили поняла, что он улыбается. – Пляжи на Вермиллионе бесконечные, плюс длинный участок хорошей дороги. Толкаться не придется: теперь до самого октября отдыхающих не будет. Тишина и покой!
– Я собираюсь там думать. Подумаю и, вероятно, поставлю точку на скорби по Эми.
– Вот и хорошо, – отозвался отец. – Забронировать тебе билет?
– Пап, я сама справлюсь.
– Разумеется, справишься. Эм, ты точно в порядке?
– Да.
– Судя по голосу, ты плачешь.
– Да, немного. Все случилось слишком быстро! – пожаловалась она, вытерла лицо и чуть не добавила: «Совсем как смерть Эми». Бедная крошка проявила себя маленькой леди: из «радионяни» не донеслось и слабого писка. «Уходи тихо, дверью не хлопай», – нередко слышала Эмили от мамы, особенно в подростковом возрасте.
– Генри ведь не заявится в отель и не станет тебе докучать?
Перед словом «докучать» Расти замялся буквально на секунду, но Эмили паузу расслышала и улыбнулась, хотя по щекам вовсю текли слезы.
– Тебя интересует, не поколотит ли меня Генри? Нет, это не в его стиле.
– Когда уходит жена, и не просто уходит, а бегом сбегает, волей-неволей изменишь своему стилю.
– Генри не такой, – возразила Эмили. – Он скандалить не станет.
– Может, сначала заглянешь в Таллахасси?
Она замялась. С одной стороны, ей хотелось, но с другой…
– Если честно, мне нужно немного побыть одной. Все случилось слишком быстро, – повторила она, хотя подозревала: сегодняшний взрыв назревал давно, возможно, даже таился в ДНК их брака.
– Ну хорошо. Эм, я люблю тебя.
– Я тоже люблю тебя, папа! Спасибо. – Она нервно сглотнула. – Огромное спасибо.
* * *
Генри действительно не стал скандалить, даже не поинтересовался, откуда она звонит, и лишь сказал: «Вероятно, тайм-аут нужен не только тебе, он пойдет на пользу нам обоим».
Эмили подавила желание, нормальное и одновременно абсурдное, поблагодарить мужа. Разумнее было промолчать, и следующая фраза Генри подтвердила правоту ее решения:
– И к кому ты обратилась за помощью? К королю автопарка?
На сей раз Эмили подавила желание спросить, не звонил ли Генри любимой мамочке: тактика «зуб за зуб» редко дает хорошие результаты.
– Я собираюсь на Вермиллион-Ки, – с подчеркнутым спокойствием объявила она. – У папы там дом.
– Избушка из ракушек! – фыркнул Генри, и Эмили мысленно нарисовала себе его усмешку.
Дома с тремя комнатами и без гаража Генри всерьез не воспринимал, равно как и бисквитные пирожные «Твинки» с шоколадными поленцами «Хо-хо».