– Куда, чудачка?
– К тебе в гостиницу! И плевать я хотела на Виктора! Не буду я с ним, не желаю! Я только тебя люблю, да, Федя, я люблю тебя, только ты не подумай, что мне от тебя что-то нужно, кроме тебя самого! Я каждую ночь буквально по минутам вспоминала наше свидание… Каждое твое слово, каждый жест, твои руки… Федя, умоляю, не отталкивай меня, я не переживу…
Он смотрел на нее даже с некоторым испугом. Неужели это все правда? И она безумно ему нравилась и, несмотря ни на что, он почему-то ей верил, каждому слову верил…
Совсем я ополоумела, первая объясняюсь мужику в любви… Где моя гордость? Да черт с ней, с гордостью, я люблю его. Он добрый, великодушный… – думала Ираида, стоя под душем в роскошном номере «Гельвеции». А как с ним хорошо, это же уму непостижимо. И ощущение какой-то надежности, покоя, когда он рядом.
Она надела белый гостиничный халат и вернулась в спальню. Федор Федорович лежал, закинув руки за голову, и с улыбкой смотрел на нее. Она показалась ему сейчас поистине восхитительной. Огромные глаза сияли, губы чуть припухли, невозможно было даже вообразить, насколько жалкой она была каких-нибудь два часа назад. Бедолажка! Наверное, надо на ней жениться и дело с концом. Перевезти ее с сыном в Москву… Хотя нет, нельзя же так, с бухты-барахты, жениться. Это бред. Надо сперва познакомиться с ее сынишкой и, разумеется, с потенциальной тещей, хватит с меня сюсюриков.
– Послушай, Ира, а познакомь меня с твоим сыном.
– Господи, зачем? – испугалась она.
– Надо!
– Федя, я не понимаю…
– А ты что, намерена держать меня на ролях дежурного трахальщика, мягко выражаясь?
Она вспыхнула.
– Как ты можешь? Я же…
– А мне очень важно познакомиться с твоей семьей. У меня никого из родни нету, есть только двое друзей, один в Москве, а один в Сургуте, ну а с Апельсинычем ты уже знакома. Я бы рад, но никого…
– А как же твоя дочка?
– К великому сожалению, с дочкой уже все ясно. Она любое знакомство воспримет в штыки. Одна надежда, что с возрастом поумнеет, – в его голосе сквозила искренняя горечь.
– Я поняла. Хорошо, я вас познакомлю. Скоро весенние каникулы, я привезу Сашку в Москву, тогда и познакомитесь.
– У тебя есть где остановиться? А то можно у меня.
– Нет, ни к чему это, у меня же родная тетка, папина сестра, в Москве.
– Ах да… Скажи, а твой сын любит собак?
– Господи, конечно, он давно мечтает о собаке, но в нашей ситуации это невозможно, он ведь хочет большую собаку, говорит, маленькие ручные собачки это недокошки.
– Недокошки? – рассмеялся Федор Федорович. – Здорово. А знаешь что, пойдем куда-нибудь обедать или закажем в номер? Я страшно проголодался!
– Лучше в номер, мне ведь скоро надо в театр.
– Ах да, я и забыл. Тогда время дорого!
Проводив Ираиду до такси, он глубоко задумался. Что же дальше?
Ираида примчалась в театр за пятнадцать минут до первого звонка и даже не вспомнила, что надо хоть на минутку включить телефон, и включила его только после спектакля. И обнаружила четыре звонка от матери. Она испугалась и тут же ей перезвонила.
– Мамочка, что случилось? Сашка в порядке?
– Ирка, у нас Виктор!
– Как?
Августа Филипповна перешла на шепот:
– Заявился без звонка, потребовал Сашку, сейчас сидит у него в комнате. Разговаривают. Ты когда домой собираешься?
– Да сейчас выезжаю. А как там у них, мама?
– Не знаю, они там заперлись, уже больше часа прошло… Давай, бери такси, не до экономии сейчас.
Ираида в самом деле взяла такси. Господи, что же теперь будет? Как еще совсем недавно я хотела воссоединения семьи, а сейчас… То, что Федя пожелал познакомиться с моей семьей… Это же наверное неспроста… Неужели хочет жениться? Вполне вероятно… А я этого хочу? Спросила она себя. Да больше всего на свете!!! Я же его люблю… его невозможно не любить. Он такой сильный, такой надежный и такой нежный. Но если сейчас Сашка скажет, что простил отца, что согласен ехать в Испанию? Ну и выбор мне предстоит! Хотя тогда у меня просто не будет никакого выбора. Тупик! Я попала в тупик, из которого нет выхода… Хоть плачь! Не могу же я сказать Сашке, что передумала возвращаться к его папаше. И в таком случае он ни за что не примет Федю. А я без него не смогу… Что же делать?
Она взбежала по лестнице на третий этаж, перед дверью перевела дух и вставила ключ в замочную скважину. Руки у нее дрожали. Августа Филипповна ждала ее с встревоженным выражением лица.
– Ну наконец-то!
– Он еще тут?
– Тут.
– Господи, твоя святая воля! Я пойду к ним.
– Хоть пальто сними, оглашенная!
– Ох, я и забыла!
– Да что с тобой? У тебя такой странный вид…
– Ах, мама…
Ира глянула в зеркало. Вид как вид, ни следа от дневного сияния. Она скинула пальто, сняла сапожки, сунула ноги в тапки. Набрала в грудь воздуха и постучалась к сыну. Ей сразу открыли. Виктор. Сашка сидел у письменного стола с планшетом и просматривал какие-то фотографии.
– А вот и мама! – деланно бодрым голосом возвестил Виктор. – Здравствуй, Ирочка! Чудесно выглядишь. А я вот тут демонстрирую нашему сыну места, где он будет жить.
И он поцеловал Ираиду в щечку. Сашка поднял глаза от планшета и, как показалось Ираиде, весьма скептически взглянул на отца.
– Ну, что скажешь, сынок? – спросил Виктор.
– Да, красиво…
– Не только красиво, но и климат там не чета питерскому, столько солнца, да и вообще… И маме там будет куда лучше. Большая просторная квартира…
– Которую мама будет убирать, – довольно ехидно заметил Сашка.
Ира взглянула на него с благодарностью.
– А вот и нет! Квартиру убирает Хуанита, приходит дважды в неделю, – словно бы заискивая перед мальчиком произнес Виктор. – Ну вот что, друзья мои, сейчас уже поздно, все устали, Сашке давно пора спать… Давайте-ка завтра пообедаем где-нибудь всей семьей, вчетвером, и поговорим. Ты как, Ирочка?
– Пообедаем, – кивнула она. – Отчего ж не пообедать?
Августа Филипповна удивленно взглянула на дочь, что это с ней, какая-то она странная, сама же жаждала уехать в Испанию, рыдала, мол, Сашка не хочет ехать, а сейчас этот тон…
Виктор ничего не заметил, поцеловал руку Ираиде и Августе Филипповне, чмокнул в макушку сына и ушел. Ушел обнадеженный.
– Сашок, ложись скорее, поздно уже. Быстренько в душ и спать.
– Хорошо, бабуля, – пробормотал Сашка и скрылся в ванной.
– Ира, надо поговорить! – не терпящим возражения тоном произнесла Августа Филипповна.