– Елизавета Марковна, я к вам по поручению Юрия Коломенского.
– Юра Коломенский?
– Ну да.
– А разве он… в России?
– Да-да! Мы с ним вместе работаем и он просил меня передать вам кое-что в память о… его друге.
– Да? Это очень мило с его стороны. Он звонил мне недавно. Но я почему-то решила, что он за границей.
– Елизавета Марковна, вы позволите завтра в первой половине дня зайти к вам?
– Разумеется. А как вас зовут, голубчик?
– Федор, Федор Свиридов.
– А по батюшке?
– Федорович.
– То есть Федор Федорович?
– Совершенно верно.
– Федор Федорович, если вас не очень затруднит, могли бы вы прийти часиков в одиннадцать?
– Да, очень хорошо! Я живу в двух кварталах от вас. Ровно в одиннадцать буду. Адрес у меня есть.
– Бесконечно вам благодарна.
– Да не за что. До завтра.
– Куда это ты с утра завтра намылился? – полюбопытствовала Вера.
– Юрка Коломенский попросил передать какие-то документы матери его покойного друга. А уж оттуда на дачу, к Сашурке.
– Феденька, а у тебя отпуск-то будет?
– Конечно. Может, махнем куда-нибудь к морю? Шурка говорила, что научилась плавать. Да и вообще, хочется погреться на солнышке.
– Хорошо бы, но…
– Какое «но»?
– Видишь ли, Федя, мне врач не рекомендовал пока ехать на юг.
– Врач? А что с тобой?
– Ничего особенного… Это по женской линии… Сказал, в этом году лучше не надо… Может, ты вдвоем с Шуркой поедешь?
– Даже так? Что ж, поеду, – в душе Федор Федорович возликовал. Поехать к морю вдвоем с дочкой – просто мечта.
– Но если она будет тебе в тягость, возьми с собой маму.
– Маму? – взвился Федор Федорович. – Чтобы я там утопился? Да ни за что на свете! И как это Шурка может мне быть в тягость? А маму свою… отправь в какой-нибудь санаторий. Пускай там со старперами сюсюрится!
Федор Федорович и вообще-то терпеть не мог свою тещу, по многим причинам, но особенно, до зубовного скрежета, его раздражали некоторые ее словечки, такие как, например, «сюсюрики» и производные от него, а еще «кукусики». В устах тещи эти слова могли означать все что угодно. Иной раз, когда к Шурке приходил кто-то из детишек и они не в меру резвились и шумели, теща говорила снисходительно: «Ну и что? Пусть кукусики посюсюрятся!» Федор Федорович готов был ее убить. Впрочем, теща отвечала ему взаимностью. И за глаза говорила о нем «серость непроцарапанная!». Она была твердо уверена, что дочь ее достойна куда лучшего мужа, более богатого, более гламурного, или, по крайней мере, знаменитого.
Утром Федор Федорович тщательно побрился. И вышел из дому за полчаса до назначенного времени, хотел по дороге купить цветы. Он подумал, что старой женщине это будет приятно. Интересно все-таки, почему Вера отказалась ехать на юг? Он как-то слабо верил в запрет врачей. Скорее уж у нее какой-то роман и она жаждет сбагрить мужа и дочку. Ну что ж, сделаю вид, что поверил. А поехать к морю вдвоем с дочкой – просто идеальный вариант. Он думал обо всем этом как-то отстраненно, холодно. Как-то это все, вероятно, неправильно… Неправильно не ощущать даже укола ревности, разве что легкую брезгливость… которая, впрочем, не помешала ему вчера днем, а потом еще и ночью воспользоваться своими супружескими правами. Нужна женщина, так почему бы и нет?
– Федор Федорович? – донеслось из-за двери.
– Да! Елизавета Марковна, это я!
На пороге стояла пожилая женщина со следами былой красоты на безнадежно увядшем интеллигентном лице и неуверенно улыбалась.
– Здравствуйте, проходите, пожалуйста, в комнату. О, вы с цветами… Это мне? Как мило… Хотите кофе?
– С удовольствием, – неожиданно для самого себя согласился Федор Федорович.
– Садитесь, прошу вас! Какой вы большой, просто Илья Муромец!
– Да что вы! – рассмеялся Федор Федорович. – Ну на Илью Муромца я все-таки не тяну, хотя бы уж потому, что сидеть на печи тридцать лет и три года для меня неприемлемо. Но за сравнение спасибо!
– Минутку, и я подам кофе!
Хозяйка вышла из комнаты. Федор Федорович огляделся вокруг. Комната была обставлена старомодно, но очень уютно. На стенах картины и фотографии в большом количестве, шелковый абажур над круглым столом и всюду книги, книги… Ему вдруг стало хорошо здесь. А почему – пойди пойми.
Вскоре вернулась хозяйка с подносом, на котором стоял фарфоровый кофейник, чашки, сахарница и сливочник.
– Вот, прошу вас! Ох, я растяпа…
Елизавета Марковна вынула из старинного буфета красного дерева вазочку с печеньем.
– Ох, я уж и забыл, что существуют такие кофейники! Здорово! Спасибо!
Она налила в изящную чашку кофе.
– Берите сахар, сливки…
– Благодарю вас, но я предпочитаю черный кофе.
– Ну как вам будет угодно, а я люблю со сливками и сладкий…
– Елизавета Марковна, у вас так хорошо, уютно, что я чуть не забыл, зачем, собственно, явился. Вот! – он протягивал ей пухлый конверт. – Юра просил вам передать.
– А что это? – слегка испуганно спросила старая женщина.
– Это деньги. Десять тысяч долларов.
– Что? Вы с ума сошли?
– Да я-то здесь при чем? Юра сказал, что они с вашим сыном когда-то договорились… Если с кем-то из них что-то случится, во что бы то ни стало помочь матери.
– Боже мой! Они об этом думали? – по щекам ее катились крупные слезы. – Но это же огромные деньги…
– Да, сумма существенная…
– Но что же мне с ними делать? – растерянно спросила Елизавета Марковна.
– Ну, для начала поменять какую-то сумму на рубли, а остальное лучше все-таки положить в банк.
– Боже мой! – она сжала пальцами виски. – Но в какой именно? Я совсем не разбираюсь… Кругом только и слышишь – тот банк прогорел и этот…
– Есть еще вариант – снять в банке ячейку и хранить там. Вы теряете проценты, но зато это без риска. И еще совет. Ни одной живой душе не говорите об этих деньгах.
– Знаете, Федор Федорович, я просто в панике…
– Елизавета Марковна, не нужно паниковать! – улыбнулся Федор Федорович. – Вы сейчас хорошенько спрячьте деньги и подумайте до понедельника, как вы ими распорядитесь.
– А в понедельник?
– А в понедельник, если угодно, я за вами заеду и помогу вам либо открыть счет в банке, либо снять ячейку.
– Боже мой, вы так любезны…
– Просто когда у женщины появляются деньги и это приводит ее в панику, то она нуждается в некотором разумном руководстве, – ласково улыбнулся Федор Федорович.