– А? – рассеянно откликнулась Роза Васильевна, по-прежнему погружённая в свои мысли. – Да, конечно, Машенька Николаевна. Девочка наша очень тебя ждёт. Данусь, иди к…
Не дожидаясь конца фразы, из комнаты выбежала Дана, смуглая, весёлая, в красно-чёрном наряде танцовщицы фламенко, прижалась ко мне и сцепила руки на моей талии. Я неловко погладила её по голове, заметив, как здорово выгорели её тёмные волосы, и покосилась на Розу Васильевну. Сейчас опять съязвит, что Дана Андревна к себе прикоснуться не даёт, а тут ишь…
– Маша! Маша! – Дана смеялась не переставая, словно у меня было невероятно забавное имя. – Маша! Как хорошо, что ты наконец пришла! Мы были в Испании, ты знаешь, да? Розочка сказала, ты там тоже была, но мы тебя не видели! Ты там правда была? А почему ты не загорела? Я, смотри, как сильно загорела! А мама ругалась, что мы так сильно загорели! Но Розочка меня мазала, честное слово! Вот платье какое! В Испании купили! Я как узнала, что ты придёшь, сразу надела! Сразу! Маша! Маша!
– Не Маша, а Марья Николаевна, – строго поправила Роза Васильевна. – Ты, милая моя, привыкай уже по серьёзке с людьми разговаривать. Школа на носу!
– Да ничего, – смутилась я. – Можно и Маша.
– А я всё хотела спросить, – не унималась Дана, по-прежнему не расцепляя рук и заглядывая мне в глаза. – Ты сказала, ты линзы носишь! А я хочу посмотреть, какие они. Можешь их мне вытащить показать?
– Когда я тебе это говорила? – растерялась я, всё-таки разжимая её объятия.
– На первом занятии ещё! Ты что, не помнишь?!
– Нет, – засмеялась я, – у меня не такая хорошая память, как у тебя!
Роза Васильевна странно посмотрела на меня. Так, словно я предложила пройтись по чисто вымытому ею полу в резиновых сапогах, облепленных илом и ракушками.
– Точнее, дело в том, что память избирательна, – продолжила пояснять я. – Например, говорят два человека. Один одно из разговора запомнит. Другой – другое. Кому что важно. Так память устроена.
– Из-би-ра-те-ль-на! – повторила Данка, и я улыбнулась, вспомнив её страсть к длинным сложным словам, которыми она любит пугать материнских знакомых.
– А вы, Марья Николаевна, откуда столько про память знаете? – спросила Роза Васильевна.
– Ну как, – пожала я плечами, – я же языки изучаю. И преподаю. Без памяти это делать невозможно.
– Так вы… уроки-то ваши… для памяти полезные, что ли? – спросила Роза Васильевна.
– Конечно! – засмеялась я, разуваясь. – Но у Данки память – во! Я не помню, как мы линзы на первом уроке обсуждали, но вот помню, как Дана фразу про мороженое запомнила целиком.
– ¡Dos helados, por favor!
[3] – c готовностью повторила Дана.
– Фантастика, – развела я руками.
Но Роза Васильевна смотрела не на Дану, а на меня. Она прямо впилась взглядом в моё лицо. Последний раз при мне она так пристально наблюдала за молью, которая порхала над шубой Ирэны. Как-то неловко мне стало в роли моли.
– Ну-ка, – с загадочным видом сказала я Данке, – кто первый до твоей комнаты?
Всё было на месте: и кровать с балдахином, и короны повсюду, и ряд кукол, таращившихся на меня с подоконника. Но вся эта гвардия больше не пугала меня, хотя и не выказывала особенного дружелюбия. Мне казалось, что куклы переговариваются между собой, не разжимая губ: «Опять она пришла. Посмотрите на неё». Зато кто и в самом деле был очень рад моему приходу, так это рябиновый столик. Он так и сверкал солнечными бликами, словно приглашая меня подойти поближе и усесться перед ним на детский стул. Что я и сделала. Дана же плюхнулась на пол и принялась любоваться оборками на платье.
– Дружище, – начала я, – перед нами стоит задача. Подготовить тебя к школе.
– Фу, – поморщилась Дана. – Я и так хожу в школу готовиться к школе. Опять эта скукотень?
– Тебе нужно научиться читать и писать, – продолжила я.
– Скука зелёная!
Это было новое выражение. Вообще она выросла, вытянулась, черты лица стали более женственные, в жестах появилась взрослая грация. Даже брови как будто сделались тоньше. «И нежелание учиться тоже возросло», – подумала я.
– Ну, мы, конечно, ничем таким заниматься не станем, – заговорщически продолжила я.
– Правда? – недоверчиво уточнила Дана.
– Конечно. Мы используем волшебство. Как в прошлом году.
Но Дана смотрела с прежним недоверием. Я с трудом привыкала к ней, такой повзрослевшей. Как с ней теперь играть-то?
– Что же мы будем делать? – поинтересовалась она. – Только не говори, что играть в мышей.
У меня упало сердце. Именно это я и собиралась ей предложить! Нужно срочно придумать что-то новое, только что?! Мысли заметались. Но как важно сейчас не потерять лицо, не выдать своей неуверенности… Неужели каждый учитель вынужден быть хорошим актёром?!
– Играть? – с презрением переспросила я. – Ха! Ха! Ха! Оставим игры малышам!
Дана оживилась. Я как будто топала по шаткому мостику через ручей. Вот-вот она потеряет интерес, мостик треснет, и я провалюсь в холодную воду. Но ведь как-то нужно уговорить её учиться!
– Игры – для маленьких, – повторила я для пущей значимости. – В конце концов, ты повзрослела. И теперь нам нужно сделать очень важный шаг. Мы должны… заставить кое-кого учиться!
– Я не буду!
– А я про тебя и не говорю! Я про них!
Я указала широким жестом на кровать, надеясь, что семейство Ратон по-прежнему обитает под ней. Дана непонимающе проследила за моей рукой. Ну приехали! Она настолько повзрослела, что даже не помнит, где прятала своих любимцев?! Игрушки остались в прошлом? Я чувствовала себя престарелой бабулей, которая трясущимися руками показывает взрослой внучке куколку и бормочет: «А помнишь, милая, как ты любила эту Катю?» Того и гляди Дана Андреевна сейчас сообщит, что замуж выходит. А семейство Ратон давно переместилось в помойный контейнер.
– Где мыши? – спросила я с интонацией грабителя в банке, который интересуется нахождением денег.
– У меня в сумочке, – просто ответила Дана. – Я их с собой в зоопарк брала.
Я успокоилась. Не в мусорном баке – уже хорошо.
– Давай устроим мышиную школу? – предложила я.
Дана помотала головой и сделала печальное лицо.
– Прости, – прошептала она, – но я им уже сказала, что школа – это скука зелёная. Я ж не знала, что у них будет такая хорошая учительница, – добавила Дана с виноватым видом.
– Может, они передумают, когда узнают?
– Нет, – уверенно сказала Дана. – Никогда.
Мостик затрещал, и одной ногой я всё-таки ступила в ледяной ручей. Вдруг в голове забрезжил спасительный вариант. Он порхал, как стрекоза над водой, поблескивал перламутровыми крылышками, казалось, протяни руку – и схватишь. Но это было не так-то просто. Нужно было идти на сделку с совестью.