Письма к императору Александру III, 1881–1894 - читать онлайн книгу. Автор: Владимир Мещерский cтр.№ 82

Да, все это, увы, не фантазия, не химера и, увы, даже не преувеличение. Роковые исторические доказательства у меня до моей смерти останутся свежими в памяти. В начале шестидесятых и в конце пятидесятых годов, когда бедный покойный Государь так честно и чисто желал для блага России всего, что под именем народного блага Ему предлагали люди прогресса – одновременно с освобождением крестьян, из недр и тайников Министерства финансов рождалась злая и проклятая мысль дать крестьянской реформе совпасть с питейною, и вместе с свободою ввести на Руси дешевку. Министр финансов ^[315] был честный и добродушный человек. Но при нем были такие люди, как [К. К.] Грот, а под Гротом такие люди, как его вице-директор [И. П.] Огрицко, присужденный к повешению [М. Н.] Муравьевым за участие и в мятеже 1863 года и за участие в заговорах социалистов. Этого Огрицко я хорошо знал. Он мне прямо говорил, что он один из главных авторов питейного устава и что его цель – этим уставом споить Россию. Он же мне говорил: «Мои помощники – Министерство финансов и евреи…»

С тех пор мы пережили много. Огрицко помиловали. Но они, эти Огрицко, Россию не милуют. Опыт споить Россию не удался. Народ не спился совсем. Разум его и душа уцелели.

Уцелел и дух Огрицкин в Министерстве финансов. И что же, сколько лет спустя, при честнейшем из людей, как Бунге, опять многоглавая гидра показывает свои головы: опять новый вид крестьянского дела является из недр и тайников Министерства финансов, Крестьянский банк, и рядом и одновременно, так как дешевка не споила народ, лукавый вид новых питейных правил, которые угрожают распространить употребление водки в тысяче новых, с виду незаметных формах, начиная с трактиров и кончая временными выставками. Итак, год, когда крестьяне будут призваны делать первые взносы, а другие вторые по купленным ими через Крестьянский банк землям, этот именно год избирается для введения новых питейных правил! Точь-в-точь, увы, как в 1861 году…

Из этого не следует ли, что если враги порядка и строя в России так лукаво и хитро проводят свои замыслы посредством честных и добродушных министров финансов, то прежде всего во главе Министерства финансов желать должно видеть человека, который бы лукавость мог побеждать лукавостью, хитрость хитростью, ум – умом…

Как бы в продолжение моих вчерашних размышлений о министре финансов на сегодняшней моей литературной вечеринке была живая речь о том человеке, которого в Дневнике «Гражданина» я осмелился назвать весьма компетентным судьею в финансовых вопросах, И. А. Вышнеградского ^[316]. Имя это производит в разных слоях Петербурга разное действие. В изящных салонах говорят то, что говорили про [Н. А.] Манасеина: qu’est-ce que c’est ^[317] Вышнеградский? Граф Дм[итрий] Андр[еевич] Толстой в разговоре с И. Н. Дурново в ужас пришел от мысли о возможности Вышнеградскому быть министром финансов и чуть ли не обвинял меня в том, что я взял деньги от Вышнеградского, чтобы писать ему как финансисту рекламу. Зак и К^ия вздрагивает нервною судорогою, когда произносят это имя. А Иван Давыдович Делянов, который 2 года назад на мою речь о Вышнеградском пришел в ужас и говорил, что это un homme taré ^[318], теперь без него не может жить и эксплуатирует его ум и знания самым беспредельным образом, посадив его в члены министерского Совета.

В чем же дело?

Дело, в сущности, в недоразумении. Если в министры финансов искать мужа, украшенного добродетелями, то Вышнеградский под это условие не подходит, но и финансы государства вряд ли нуждаются в муже, украшенном добродетелями.

Вышнеградский в своем прошлом имеет простую историю: из ничего трудом, уменьем, ловкостью и талантом он нажил себе большое состояние, но не воровством, не гадкими или темными делами, не плутнями, а прямо и открыто предприятиями, в которых он бывал главным воротилой.

Ригоризм гр. Толстого – немного, а пожалуй даже и очень много пристрастен, личен и несправедлив. Ставить в вину человеку, что он полюбил деньги, бывши беден, и нажил их трудом и умом, – более чем странно, особливо со стороны гр. Дм[итрия] Андр[еевича] Т[олстого], который при всех своих достоинствах и заслугах – уй, уй, уй, как любит деньги и все блага, которые деньги дают на сей грешной земле.

На дело, кажется мне, надо смотреть серьезнее. Финансы наши требуют теперь особенно могучего ума для приведения их к желанному порядку. Этот-то особенный ум, вне всякого сомнения, представляет собою Вышнеградский… Везде в Европе такой ум давно бы призвали к финансовой государственной деятельности, именно потому, что он необыкновенен…

Это ум обширный, ясный, острый, рассудительный и полный творчества и сообразительности… Он схватывает с изумительною быстротою, и затем бездна знания и способность трудиться поразительная… Словом, без преувеличения, говоря словами, сегодня сказанными у меня Т. И. Филипповым, этому человеку не только все можно простить, чтобы иметь его в своем распоряжении, но ему можно вперед дать разрешение грешить, чтобы только умом его, не имеющим себе подходящего – воспользоваться!

Последние годы его деятельности по управлению Юго-Западными жел[езными] дорогами представляют поразительные данные. Он принял дороги с 400 тысяч дефицита, а теперь оставляет на 1 января жел[езные] дороги, давши им 13 миллионов чистого дохода… И что же? Этот человек сидит в Совете Министерст[ва] нар[одного] просвещения!

А между тем любопытно взглянуть на нравственную сторону вопроса совсем близко.

Что ставят против Вышнеградского обвинением?

Что он разбогател?

Да, но забывают в то же время, что именно потому-то, что этот человек себе все добыл в избытке, он, с его самолюбием, раз будет призван к правительственной службе, сделает из немецко-аккуратной честности свой гонор, свой point d’honneur ^[319], свою амбицию. Ему одно надо будет: доказать свою способность и несправедливость обвинений против него его врагов…

Это раз.

А затем надо принять в соображение, что трудно отыскать более преданного интересам правительства консерватора, чем Вышнеградского. Громадным своим умом и светлым чутьем он укрепил в себе то, что постиг: беспредельную веру в необходимость Самодержавия во всей его полноте…

Этим брезгать в наш шаткий и бродячий век нельзя…

А рядом с этим хитрость, ловкость и лукавость – при знании торговли и промышленности России вдоль и поперек… В итоге это человек, который умом может творить чудеса в финансовом мире, и в то же время будет честнее честных и преданнее преданиям старины всех дворян.