– Работать будем, товарищ полковник. Отрабатывать версию Сергея Григорьева. Изучим личность убитого, покопаемся в прошлых связях, может, что-то проклюнется, – пообещал Юрий Петрович.
– Ладно, товарищи, работайте, держите меня в курсе, – поднимаясь, проговорил Яков Михайлович и, как-то по-стариковски ссутулив плечи, вышел из кабинета.
– Расстроился старик, – сочувственно крякнул Мурзин, присаживаясь на край своего стола.
– Да, неприятно узнать спустя столько лет, что посадил за решетку невиновного человека и исправить уже ничего нельзя, – сочувственно кивнул Валентин Горлов.
– Н-да, – прочувствованно согласился капитан и добавил: – Так что смотрите, голуби, чтобы нам так же не опростоволоситься.
Мурзин с Горловым переглянулись. Мол, мы-то уж не оплошаем.
– Ну что, давайте думать, с чего начнем? – рабочим тоном проговорил капитан.
– У меня есть информация по Сергею Григорьеву, – подал голос Мурзин и рассказал все, что узнал от Люды. – Собираюсь сегодня встретиться с этим самым Павлом Болотниковым, узнаю подробности.
– Молодец, действуй.
– Ну а мы с тобой, Валентин, чем займемся? – спросил Юрий Петрович.
– Думаю, надо разыскать старых знакомых Балабайченко. Может, родные отыщутся. Школьные товарищи и так далее, попробуем копнуть его прошлое.
– Да, – кивнул Мурзин. – В институте его знают как Григорьева и ничего интересного там накопать не удалось. Все залакировано.
– Ну, что ж. Решили. Я тоже со своей стороны подумаю, – заключил капитан. – И еще, ребята, завтра, конечно, воскресенье…
– Все ясно, товарищ капитан, – с готовностью проговорил Валентин. – Дело есть дело.
– Но и про личное забывать не стоит, – мрачно вставил Мурзин, спрыгивая со стола. Его мрачновато-циничная манера поведения часто отталкивала от него малознакомых людей, но капитан и Валентин Горлов знали его не первый год и знали, что Саша Мурзин честный, добросовестный, надежный парень, хоть и не без причуд. И были уверены, что никакое «лично» не помешает Мурзину выложиться на все сто пятьдесят процентов в работе.
– Ну, что, до понедельника? – стоя у дверей УУРа, протянул Мурзину руку Валентин. – Если накопаешь что интересное или нужна будет помощь, звони.
– Ты тоже, – пожимая Валентину руку, сказал Мурзин. – Ну, бывай. – И они разбежались, каждый в свою сторону.
Встреча с Павлом Болотниковым не принесла Мурзину ничего нового. Парень не знал никаких имен. Он лишь повторил то, что Мурзин уже слышал от Люды, с небольшими незначительными добавлениями.
Значит, придется раскручивать самого Григорьева. Но это лучше делать в Управлении и с разрешения капитана. Больше дел у Мурзина на сегодня не было, как не было и свежих идей по делу, а на душе скребли кошки.
Наташа. Как с ней быть? Позвонить и объяснить по телефону, что полюбил другую? Немыслимо. Молча раствориться в голубой дали, понадеявшись, что со временем она сама все поймет, простит и забудет? Подло. Оставалось одно. Назначить свидание и все объяснить. Мурзин тяжело вздохнул. И, порывшись в карманах в поисках двушки, пошел к телефону-автомату.
– Сашка, привет! – раздался в трубке радостный Наташин голос. – Куда ты пропал, я уже волноваться начала, не сразила ли тебя бандитская пуля.
Ответить Наташе следовало в таком же шутливом тоне, но вот почему-то не получалось. Мешало проклятое чувство вины. А все Валька с его моралите! Сашка вздохнул.
– Дело ведем сложное, – со вздохом проговорил Мурзин. – Может, встретимся вечерком?
– Давай. В семь на нашем месте? – В голосе Наташи не было прежнего радостного веселья, теперь в нем слышалась плохо скрываемая тревога.
– Давай. – Мурзин повесил трубку, вышел из автомата и закурил. – Вот так. Первое мужское решение незрелой личности, – пробормотал он.
И почему так происходит? С Наташкой они уже два года знакомы, она считалась его девушкой, они ходили в кино, на танцы, катались на лыжах, целовались, перезванивались, и все это время он позволял себе необременительные коротенькие романы с другими девчонками.
Но стоило ему повстречать Люду – и вот извольте. Недели не прошло, а он уже рвет старые связи, чувствует себя неловко под улыбчивыми взглядами посторонних девушек. В чем секрет? А леший его знает!
Где же искать следы этого самого Балабайченко, размышлял Валентин, мягко покачиваясь на кожаном диване в вагоне метро, может, с прежнего его места жительства? Полковник просил не беспокоить жену Колодея, хорошо знавшую Балабайченко в детстве, но сумел раздобыть прежний адрес покойного. Может, начать оттуда?
Впрочем, можно было и не рассуждать, выбор был очевиден. Сегодня была суббота, и Валентин ехал к деду на Пятую Красноармейскую, а от Пятой до Четвертой пять минут ходу. Вот и прогуляется вечерком.
Валиному деду, а точнее, прадеду, было восемьдесят пять лет, и он у них с матерью был единственным родственником. Дед был человеком старой закалки, ершистым, самостоятельным, и хотя возраст брал свое и мать с Валентином давно уже уговаривали его переехать к ним, но дед Жора упрямился. Предпочитал мужскую свободу их назойливой опеке.
– Начнете надо мной кудахтать, – ворчал дед, – лекарствами да кашами протертыми кормить и в плед укутывать, я через год на кладбище окажусь!
Возможно, дед был прав. А потому каждую субботу мать с Валентином ездили в гости к деду. Прибраться, постирать, приготовить. Конечно, матери, которая и без того уставала на работе, эти трудовые десанты давались нелегко, но дед был упрям, и деваться ей было некуда. Валентин и так старался взять на себя часть нагрузки, беготню по магазинам и уборку. Дед жил в коммунальной квартире, и по договоренности с соседями его очередь уборки всегда приходилась на субботу. Так что, приехав к деду, Валентин без долгих разговоров вооружился тряпкой, ведром и отправился драить просторы МОП.
– Здравствуй, Валечка, – обходя его по краешку коридора, поздоровалась соседка. – Ох и повезло старому с внуком, моего и за булкой не пошлешь, и в аптеку сходить не допросишься!
– Здорово, Валентин, выходной? – протопал в туалет Жека, другой сосед деда.
К двум часам с уборкой было покончено, а мать умудрилась приготовить обед на неделю и накрыть на стол.
– Белье прокипятила. Полоскать потом буду, сейчас сил уже нет, – усаживаясь за стол и берясь за поварешку, проговорила Елена Петровна. – Георгий Христофорович, сколько вам?
– Дурацкий вопрос. Как всем. Или супу жалко? – проворчал дед, поддергивая рукава тельняшки.
В войну отец Вали служил на Балтийском флоте, погиб в сорок четвертом, не дожив всего год до победы. А прадед и мать оставались в блокадном городе, вдвоем пережили страшную блокадную зиму сорок первого, а в сорок третьем на побывку приехал отец, привез в подарок деду тельняшку, матери шкатулку, очевидно, трофейную, и рюкзак консервов. Он пробыл в отпуске всего три дня. А спустя девять месяцев родился Валентин, а еще через три месяца погиб отец. Так что отца Валя никогда не знал. Родители матери погибли еще в начале войны при бомбежке. Родители отца сгинули в сталинских лагерях, вот и получилось, что в живых из их семьи остались только дед, мама и Валентин.