Там, где требовались иллюстрации к рассказу о ключевых сражениях на фронтах Первой мировой и первичного киноматериала не хватало, авторы документальных киноциклов поступали изобретательно и прагматично, но антиисторично. Прием заключался в следующем: однажды использованные при рассказе об одном сражении кадры кинохроники той эпохи использовали в качестве иллюстрации к рассказу о совершенно другом сражении, имевшем место на другом участке Восточного фронта и в другое время. Чтобы зрители не смогли опознать кадры, «бывшие в употреблении», их просто «переворачивали». В результате в первом случае атака конницы на экране шла справа налево, во втором — слева направо. Как здесь не вспомнить историю с зеркально перевернутой фотографией гангстера Билли Кида!
Фактически можно утверждать, что мы имеем дело с фейкизацией документального телекинематографа, когда «на словах» излагаются факты, имена и события войны, а в кадре телезрителям показывают совсем иную «картинку». Налицо манипулятивное, некорректное использование хроникального визуального материала.
Строго говоря, массовой аудитории дотошность исследователей относительно адекватности и достоверности может показаться чрезмерной. Но в журналистской профессии вольное обращение с исходным видеоиллюстративным материалом так или иначе приводит к искажению критериев фактологической правды. А это неминуемо приводит к снижению требовательности при подготовке не только материалов на историческую тему, но и материалов о современности. Процесс фейкизации новостной журналистики стал реальностью медийного пространства.
Проблемное поле журналистики на ниве истории постоянно расширяется, особенно если учесть прошедший 100-летний юбилей двух российских революций 1917 года, получивших общее «зонтичное» название — «Великая русская революция».
Первой «фейковой ласточкой» стал документальный телефильм «Кронштадт. 1921», в котором дана спорная и недостоверная версия трагических событий, приведших к смене политического курса в советской России: от «военного коммунизма» к НЭПу. Однако вместо объективного изложения фактуры исторической драмы аудитория получила зрелище, основанное практически на одном источнике — мемуарах участника тех событий. А пренебрежение исторической правдой привело к тому, что визуальный строй фильма периодически вступает в острое противоречие с содержанием. Так, за кадром диктор постоянно вспоминает Михаила Тухачевского, который командовал отрядами, брошенными на подавление мятежа. При этом на экране то и дело мелькают известные хроникальные кадры, где председатель Реввоенсовета Республики Л. Д. Троцкий принимает парад войск Всевобуча.
Аналогичные эфирные продукты фейковой журналистики на тему 1917 года последовали и далее. Например, хрестоматийные кадры штурма Зимнего дворца 25 октября 1917 года из фильма Сергея Эйзенштейна «Октябрь» не раз и не два использовались в качестве наглядной и «достоверной» иллюстрации того, как все происходило «на самом деле». Визуальный зрительский опыт автора книги свидетельствует: на протяжении многих лет, а то и десятилетий, они воспринимались исключительно как хроникально-документальные в материалах, посвященных очередной юбилейной дате Великой Октябрьской социалистической революции. Сформировавшийся благодаря самому массовому из искусств образ важнейшего исторического события, по сути, стал фейком.
Проблема неадекватного использования достоверной кинохроники сегодня находится в острейшей фазе нарастания спекуляций, что наверняка приведет к смысловым историческим диссонансам. Исследование данной проблемы поможет выработать методы и приемы выявления «удобных» в журналистской практике исторических фейков.
Отдельного разговора заслуживают приемы манипулятивного воздействия, которые используют западные СМИ, и прежде всего телевидение, для формирования негативного образа нашей страны, ее руководства с целью насаждения в общественном сознании синдрома страха и боязни «непредсказуемых русских». В ход идут все мыслимые и немыслимые приемы, в том числе фейковой журналистики. Есть смысл посмотреть на них внимательнее.
Фейк импортный по своей природе почти ничем не отличается от фейка отечественного. Разница лишь в том, что он «заточен» своим информационным острием в направлении нашей страны и ее граждан. Сегодня противостояние России и части Запада именуется по-разному: «новая холодная война», «гибридная война», «пропагандистская битва». Варианты антироссийского давления на массовое сознание отечественной аудитории становятся все изощреннее, в том числе с помощью откровенных фейков.
Первым и главным инструментом-проводником подобных методов, на наш взгляд, является телевидение. Именно благодаря ему появился такой феномен современного информационного пространства, как шоу-цивилизация и ее радикальная составляющая — фейковая журналистика. Как только привычная и казавшаяся сбалансированной система геополитических отношений была нарушена из-за выхода на поверхность скрываемых и скрытых противоречий (в результате кризиса на Украине), на первый план вышла шоу-цивилизация с ее механизмами и элементами влияния и манипуляции.
Информационное напряжение, которое несколько десятков лет соединяет Россию и Запад в противостоянии, можно сравнить с вольтовой дугой, соединяющей две стороны. Здесь стоит вспомнить весьма поучительную монографию швейцарского политолога Ги Метана «Запад — Россия: тысячелетняя война»
[57], в которой подробно и объективно вскрыты и проанализированы информационные противоречия, столетиями характеризующие отношения двух могущественных субъектов международной политики. На этом фоне последнее по времени обострение, связанное с событиями вокруг Украины, выглядит как логичное продолжение традиционного информационного противостояния.
К ежедневной конфронтации из-за противоположных оценок одного и того же события, высказывания или поступка аудитория за последние годы привыкла. Это ежедневная новостная «текучка», привычный медийный «шум». Шоу-цивилизация не гарантирует адекватного восприятия аудиторией эфирного телепродукта. Более того, все ее приемы и методы, включая фейки, направлены на смещение восприятия «картинки» в заданном ее творцом направлении. Система неопровержимых доказательств, фактов, свидетельств с опорой на документы, чья аутентичность не вызывает сомнений, противопоказана креативной моде, каковая находит воплощение в фейковой журналистике. Как справедливо указывает Норберт Больц в книге «Азбука медиа», «масс-медиа сообщают не о том, что происходит, а о том, что другие считают важным. Они соотносятся в первую очередь не с миром, а с самими собой»
[58].
Телевидение в его нынешнем состоянии как нельзя лучше соответствует такой модели интерпретации окружающей действительности. Значимое и важное вообще может оказаться за пределами информационного поля телеканала. А факт, который сам по себе не определяет отношения большинства зрителей с социумом, благодаря усиленной и повторяющейся демонстрации в эфире обретает ведущее (с точки зрения интерпретаторов, разумеется) значение. Например, западные телеканалы фактически проигнорировали массовую кампанию по демонтажу памятников советским солдатам, павшим во время Великой Отечественной войны за освобождение Польши. Очевидно, что даже чисто информационное сообщение о неоднократных инцидентах подобного рода на территории этой восточнославянской страны могло вызвать негативную реакцию части западной телеаудитории. Этого риска предпочли избежать, отказавшись от информации о неприглядных с точки зрения моральной памяти фактах.