Караван в Хиву - читать онлайн книгу. Автор: Владимир Буртовой cтр.№ 38

Остановились на суглинистом крутом берегу, по склонам непривычно густо – после пустынных песков – поднимался тальник, а по широкому днищу старого русла текла небольшая речушка: то была слабая тень могучей и полноводной Амударьи. Караван-баши отыскал удобный спуск, свели коней и верблюдов к вольной воде.

К самарянам подъехал Яков Гуляев, а с ним настороженный и весь взъерошенный Чучалов: повздорил только что с одним хивинским нукером – кому прежде сойти к воде.

– Не чтут иностранных послов здесь, – ворчал Петр, косо посматривая на шумных хивинцев. Радовались те, что пришли на свою землю, к своим домам.

– Вот и зрим мы с вами, братья, Хорезмскую державу, – негромко, словно опасаясь потревожить чужих богов, произнес Гуляев без видимой должной радости от встречи с новой страной.

В тон ему откликнулся и Данила:

– Вошли… В чужой земле и законы чужие. Здесь авоська веревку вьет, а небоська петлю накидывает, не то что дома. Под большим секретом сказал мне нынче утром Малыбай, будто шепчутся меж собой посланцы от хана Каипа, с завистью присматриваются к нашим тюкам, готовы уподобиться разбойному атаману Кара-Албасты. А со мною так все зубы в улыбке кажут, руки к сердцу прижимают… Не к добру такая лисья повадка, друг Яков, ох не к добру. Как бы не икнулся нам и здесь тот эмбинский нож!

Данила скосил глаза вправо, где хивинцы и киргиз-кайсаки поили своих коней и беспечно о чем-то перекликались. Один усатый хивинский нукер разделся по пояс, вошел в довольно-таки прохладную реку и принялся обливать себя водой да из озорства брызгать пригоршней мутной воды на товарищей, пока кто-то из стариков не пригрозил ему плетью.

Конь Данилы стоял по колена в воде и пил жадно, большими глотками. Рядом с темно-рыжим жеребцом стоял Родион Михайлов: совсем поубавил бас самарянин, как только вошли в чужую землю, с беспокойством оглядывает простор левобережья, да за густыми тальником и саксаулом снизу не много разглядишь.

Зашевелились посланцы Нурали-хана, и Кайсар-Батыр шапкой подал купцам знак выводить верблюдов.

– Пошли и мы, братцы, – проговорил Яков Гуляев. – С богом. Ночевать, видимо, будем в городе Урганиче.

И караван сделал первые шаги по обжитой Хорезмской земле.

В памяти здешнего народа сохранилась красивая поэтическая легенда о происхождении своих предков.

В незапамятные времена всей этой необъятной землей от гор и до морей владел великий правитель, нравом крут и на расправу скор. Однажды послал он своих лучших воинов ловить в степях необъезженного вороного коня с золотой гривой, чтобы на том коне невиданном выступить против восточного соседа и наказать за беспрестанные набеги. Но не захотел вольный конь ходить под жестким седлом, арканы порвал, воинов измучил, а в руки не дался – ушел долиной многоводной реки, а чтобы люди не смогли отыскать его пастбище, так бил о землю копытами, что в тех местах образовались непроходимые каменные горы. Не смог победить восточного соседа государь, прогневался на воинов, которых посылал ловить златогривого коня, и всех выгнал прочь из своего города, под страхом смерти запретил являться на глаза.

Бежали от грозного хана воины, долго бродили по пустыням и горам, пока Аллах не вывел их к великой Амударье. Выбрали они ровное место, поселились, сады развели, скот пасли да рыбу ловили. И жили в довольствии, только в одном была им печаль – не могли завести семьи, чтобы потомство оставить и числом умножиться.

Прошло несколько лет, и вспомнил повелитель об изгнанных, потому как сильнее и храбрее их не было во всем ханстве. И надумал он разослать гонцов во все земли искать, живы ли они еще, а может, уже зверье кости их поглодало в песках? И отыскались те воины, живущие в довольствии, но в безбрачии. Известили посланцы своего повелителя, что поселились изгнанники в привольном месте. Обрадовался повелитель и дал им звание «хоразим», что значит «имеющие мясо и дрова», да послал туда женщин из своего рода, повелев хорезмцам расплодиться премного и служить ему верно во всех его походах. А когда выросли сыновья у тех воинов, собрал из них престарелый повелитель сильное войско и без златогривого коня одолел ненавистного соседа, и перестал тот тревожить набегами его города и земли.

Потому-то хорезмийцы издавна почитаются среди окрестных народов за храбрых и искуснейших воинов.

* * *

Строения старого, почти заброшенного города Ургенча поразили самарян своим нежилым видом. Теснясь по узкой улочке, караван шел вдоль сплошной глинобитной изгороди, за которой располагались бедные жилища немногих горожан, потому как хорезмийцы мало живут в крепости, а больше в загородных имениях, – «хаули», где содержат большие участки фруктовых деревьев, поля, посевы хлопка и овощей.

Малыбай, пока ехали к центру города, успел объяснить, что у хорезмийцев богат не тот, кто имеет много земли или скота, как у киргизцев и россиян, а тот, кто имеет воду.

Воду за большие деньги пускают через арыки, поливают огороды, сады, поля, где выращивают пшеницу, просо, чечевицу, кунчару, какой на Руси вовсе нет, а здесь из нее делают масло. Скота не держат из-за отсутствия пастбищ, скот покупают у киргиз-кайсаков.

Самаряне слушали Малыбая, а сами дивились на непривычные глазу глинобитные строения чужого, первого на их пути города. Ханский дворец, две мечети, большинство домов живших когда-то здесь визирей, баев, купцов пребывали в ветхом состоянии, под обветшалыми крышами, с неугомонными сквозняками по нежилым комнатам и темным переходам. По немощеным, покрытым пылью улочкам бродили тощие ишаки, рвали подзасохшие былинки бурьяна, лениво помахивали хвостами, густо облепленными серыми репейниками.

Испуганно, завидев вооруженных казаков, скрывались за глухими воротами редкие прохожие, и только с высокой башни мечети надрывался немолодой уже хрипловатый голос муэдзина, созывая мусульман к вечернему намазу.

На ночевку самаряне и казанцы остановились рядом, против портала мавзолея Текеша, построенного, как пояснил Малыбай, еще до нашествия войск Чингисхана и разорения им древнего Урганича, после чего город так и не смог подняться и восстановить былую славу и величие.

Круглая, конусообразная вершина мавзолея четко выделялась на фоне светло-синего предзакатного неба. Огромный, с полукруглым сводом вход в мавзолей пугал самарян безмолвием и затаенной темнотой, а отвесные стены, сложенные из мелких кирпичей, носили на себе следы запущения.

В лучах заходящего солнца хорошо были видны по всему куполу широкое кольцо из продолговатых голубых ромбиков, а затем уже до конца купола вверх сплошная синяя облицовка, но тоже со следами прошедших нелегких времен: во многих местах облицовка отвалилась или кем-то была снята, и обнажились, словно незаживающие язвы, голые красные кирпичи.

Чуть поодаль высился еще один мавзолей. На его высокой, в три верблюжьих роста, квадратной основе вверх устремлена многогранная башня сначала с вертикальными стенами, а затем также конусом уходящая ввысь, к синему небу.

Развели костры, приготовили ужин. К самарянам подсел Яков Гуляев, дождался, когда Данила Рукавкин доскребет из миски малость не допревшую, пахнущую дымом костра пшенную кашу, и сказал, глядя на чужой, настороженно засыпающий город: