Метро 2033. Уроборос - читать онлайн книгу. Автор: Светлана Кузнецова cтр.№ 15

Глава принял меры по усилению бдительности. До запрета ходить по северному туннелю, конечно, не дошло, но дозоры были увеличены. В их состав обязательно включали опытных бойцов, вооруженных, кроме автоматов, еще чем-нибудь более убойным, вроде ручного огнемета. Патрули раз в три часа проходили от дозора к дозору – проверяли, все ли в порядке с людьми, не исчезли ли – и углублялись в туннель гораздо дальше отметки в сто пятьдесят метров. Ну, и за самими патрулями, разумеется, следили. Если те задерживались хоть на четверть часа, немедленно докладывали на станцию.

С Владом случилась очень неприятная история, до сих пор мутным осадком лежавшая на сердце. Семен просьбу выполнил, хотя и не совсем. То ли в угоду его соображениям, то ли из-за главы, а может быть, вмешался Кириллыч (начальник южного дозора в Симонова буквально вцепился), но окончательно возвращать парня на север не стали. Теперь он мотался один раз через три в туннель, ведущий к Нагорной. Винт же, когда узнал обо всем, внезапно встал в позу, сказав, что не дело это – чужих протеже переманивать. Пусть парень в земле ковыряется и грибы выращивает или к Иванычу в техники идет – гораздо лучшее занятие, а главное, безопасное. Еще и Семена обвинять начал: мол, пока его на станции не было, решил «обратить мальчишку в свою веру».

«А сам-то! Собака на сене: ни себе, ни людям», – фыркнул тогда Семен вроде бы в шутку, хотя было заметно, что задели его слова сталкера.

«А я, может, хочу сам всему его обучить и дело свое передать, – бросил Винт во всеуслышание в присутствии Влада. Наверное, думал, будто тому польстит. – Только пока не время. Потому сиди, Владик, не рискуй понапрасну и не высовывайся. Без тебя разберутся».

Симонов, услышав такое, не стерпел. Теперь иногда ему становилось стыдно за резкие слова и тон, но высказался он верно и именно так, как следовало. И про свою незаинтересованность в обучении. И про то, что у него своя голова на плечах, и даже если сталкер Винт иного мнения относительно его дальнейшей судьбы, диктовать свою волю не имеет никакого права. Влад – совершеннолетний и сам решит, чего в этой жизни хочет.

«Я, конечно, благодарен тебе за поддержку. Если б не ты, я и на Нагатинской не появился бы. Может, поставили бы меня к стенке на Добрынинской, объявив красным шпионом, – сказал ему Влад напоследок. – Да только и о том, как ты меня допрашивал, я не забуду. А еще – ты не отец мне и даже не родственник», – и вылез из палатки.

В тот момент парень был уверен, что ушел навсегда. Теперь придется ему искать новый угол, а то и перебираться куда-нибудь под платформу. Еще понимал: с Винтом общаться не будет и, само собой, помощи от него больше не видать. Надежда уговорить сталкера идти к Фрунзенской окончательно истаяла. Впрочем, она и так-то стоила немного: сколько уже просил – и получал отказы. Зыбкий, уклончивый ответ «в следующий раз, возможно» являлся всего лишь очередной манипуляцией со стороны Винта.

Ноги сами понесли парня к северному туннелю. Влад встал напротив входа и принялся вглядываться в черную бездну, а та, соответственно, – в него. Мгла ухмылялась, жаль, не говорила – то ли не умела, то ли считала недостойным опускаться до грубых и примитивных человеческих слов. Зато ощущение ее было очень отчетливым – до зуда в кончиках пальцев. Закралась даже мысль бросить все и уйти прямо сейчас – во тьму.

Если и остался у Симонова в этом мире кто-то близкий, то именно она – мгла кромешная, обитающая под землей всегда, с самого начала этого мира, еще задолго до возникновения в нем самой жизни и человека. В конце концов, сбежал же парень от фашистов, и никто не съел его по дороге. А еще была у Влада особенность – то ли врожденная, то ли приобретенная после того похода: он не боялся этой тьмы. Страх туннеля – когда кажется, будто кто-то настойчиво смотрит в затылок, – неконтролируемый, необъяснимый, заставляющий постоянно оглядываться и буквально сводящий с ума, у Симонова отсутствовал напрочь. Иногда у него возникало лишь смутное беспокойство и нежелание снова идти в одиночку. Не из-за монстров и крыс, не из-за неясно чего, называемого особенно впечатлительными людьми шепотом мертвых, а просто не хотелось окончательно раствориться в этой бездне, понять нечто новое про себя и не пожелать более ни выходить к людям, ни видеть их вообще.

Неизвестно, сколько он так простоял, а потом его нашел Семен, похлопал по плечу, а когда Влад не отреагировал, схватил его и развернул к себе лицом.

«Пошли в палатку, отбой скоро, а тебе, между прочим, в южный дозор заступать. Смотри, не опозорь меня перед Кириллычем. – А Винт? – К Клавке своей пошел знаки внимания оказывать, а то, мол, давно не навещал. С ней ему всяко приятнее, чем с нами, и никто на мозг не давит. Клавка, разумеется, знает, что у этого кобеля по жинке на каждой станции, даже дети имеются, все равно, усыновленные или собственные, но ей без разницы: отношения вполне устраивают, да и подарки Винт дарит».

Влад поморщился. Закралась в голову неприятная мысль, будто и от него ждут чего-нибудь подобного: послушания, понимания, покорности и никаких возражений. Слава богу, не так, как от всех этих баб, но как от их детей – точно. Кстати, интересно, а воспринимают ли дети этих самых «жинок» непререкаемым авторитетом именно Винта? Наверное, нет, раз тот во Влада вцепился мертвой хваткой и именно его зовет наследником. Винт частенько говорил: когда отойдет от дел, поселится рядом и будет и далее помогать советами, внуков названных нянчить да наукам учить, а Симонов, соответственно, станет его кормить-поить, обеспечивать и слушать. Радужная перспективка, ничего не скажешь! От человека, который бил на допросе, пусть и не жестоко, деликатно даже, не оставляя следов.

«Ты как? – покосившись на него, спросил Семен, стоило им залезть в палатку. – Жить буду, – пообещал Влад и, подумав, спросил: – Осуждаешь? Знаешь… – он немного помолчал, раздумывая. – Винт, вообще-то, мужик неплохой, даже, можно сказать, правильный, но все дело в том, что правильность эту он возвел в некий абсолют. А еще считает, будто ему за это обязаны окружающие: все, кому когда-либо хорошее сделал, теперь в его клан, в котором он главный, входят и обязаны по его указке жить. И ведь считает-то искренне, вовсе не из-за внутреннего сволочизма и желания власти. Винт попросту не понимает, как можно иначе. Только я так не хочу. Может, это и плохо.

– Как и я, – фыркнул его собеседник. – А насчет плохо или хорошо… Знаешь, до войны на поверхности обитали весьма забавные насекомые: муравьи. Жили они именно правильно со всех возможных точек зрения. Все-то у них было, многие ученые даже мнили их отдельной цивилизацией и моделью человеческого общества: три языка (химический, поз и усиков), жесткая иерархия, профессии, войны, сельское хозяйство. Даже в помещениях их поддерживалась постоянная температура и влажность… Только одного не имели – разума, видать, утратили за ненадобностью или не развили вовсе. Кстати, у среднего современного общественного животного – гомо сапиенса – мозг уже уменьшился по сравнению с кроманьонцем, и процесс продолжается.

– И какой из этого вывод? – спросил Симонов.

– А вывод напрашивается сам собой: в индивидуальности и эгоизме заключается спасение человечества, – усмехнулся Семен и тотчас посерьезнел. – И это не шутка, Влад, несмотря на то, что я улыбаюсь. Ведь вовсе не в правильности дело. Стремление людей жить сообща – вовсе не разумность, а инстинкт базовый. У тех же стадных млекопитающих, коров, например, или зебр с буйволами, как и у лошадей, точно такой же был в наличии. Сообща проще выжить. И еще замечу: если бы у человека не осталось своих хотелок, то и выживать ему стало бы легче во всех отношениях. Но! Являлся бы он тогда не собой, а тупым быдлом, зомбаком каким-нибудь. Коли есть у тебя внутри душа, то и прислушивайся к ней, зла никому не делай, но и себя не забывай. А уж если противно жить по чьей-то указке, не раздумывая, шли его лесом, на Кудыкину гору, на станции Чертановскую и Южную или сразу на Филевскую линию, поскольку жить тебе лучше все же по-человечески, каким-никаким, а собственным умом, разумом и сердцем, а не тупым и идеальным приспособленцем-муравьем».