Его Величество - читать онлайн книгу. Автор: Владимир Васильев cтр.№ 68

Всем нашим товарищам мой поклон. Надеюсь, что враги не заметят, что армия без настоящего на время главнокомандующего, и что если бы, надеясь на сие, покусились напасть, получили должное возмездие…» ⁹²

Толь еще раз пробежал глазами по тексту. Остановился на строчках: «…я не верил тому, что именем твоим думал сказать мне покойный граф Иван Иванович…» и улыбнулся. Карл Федорович отчетливо помнил тот день, когда при Остроленке армия чуть было не потерпела поражение от поляков. Тогда ее выручили кирасиры. Они и гнали мятежников. Он тогда настаивал остановить конницу, не допустить, чтобы кирасиров окружили. Дать им подкрепление и навалиться всеми силами. Когда бой закончился, фельдмаршал бросил ему, дескать, по твоей вине повторили то же, что и под Гороховым, опять не взяли Варшаву, а мне перед императором отчитываться. Он только сейчас из письма Николая Павловича понял, что вину за свое бездействие Дибич пытался свалить на него.

* * *

Константин Павлович после бегства из Варшавы не мог найти себе места в армии. Он писал императору Николаю Павловичу, предлагая себя на разные должности. В одном из последних писем цесаревич сообщил, что хотел бы стать начальником своего гвардейского отряда. Государь вежливо, чтобы не ранить душу брату, ответил ему отказом.

В письме же великому князю Михаилу Павловичу от 3 марта 1831 года государь был откровенен:

«…Не надо забывать, что поляки далеко зашли в бунте, что им все способы равны, дабы избежать гибели и нанести нам самый большой вред. Кто же может ручаться, чтобы с моим братом не случилось несчастья, когда вспомнишь злобу их на него и чем весь бунт начался? Несчастье с ним могло дать делу самый плачевный оборот и погрузить нас всех в наивеличайшее затруднение.

Я все брату откровенно высказал и ждал, что он меня послушается, но если еще колеблется, то поручаю тебе вместе с сестрой моим именем его убедить. Брат все сделал, что честь требовала, он был два раза в огне, вся армия это видела.

Покуда была надежда видеть хоть малую часть поляков, возвратившихся к дому, присутствие брата, их начальника, имело цель и пользу, ныне и сей причины нет, ожесточение вышло из всякой меры.

Я писал Ивану Ивановичу и решительно запретил двинуть гвардию дальше… Неприлично тратить такое войско на войну, на которую употреблено почти столько сил, сколько мы Наполеону выставили в 1812 году.

Оставаясь в Белостоке, брат на своем месте, ибо есть еще три корпуса, которые считают его своим начальником». ⁹³

Прибыв в Белосток из армии Дибича, цесаревич Константин Павлович долго там не задержался. Он выехал из города, боясь вторжения поляков. Великий князь сначала укрылся в Минске, потом переехал в сопровождении двадцати жандармов и черкесского конвоя в Витебск. Здесь он продолжал раздумывать, ехать ли по зову Николая Павловича в Петербург, или оставаться в городе, пережидая войну.

Он чувствовал себя несчастным человеком. Будучи в течение нескольких дней русским императором, находясь на положении человека, от воли которого зависела судьба государства, он видел сейчас себя никому не нужным. В Петербург ему было неловко ехать, потому что там знали о его позорном бегстве из Бельведерского дворца. Возвращаться в армию он не мог, потому что не хотел видеть, как русские войска убивают поляков, к которым он прикипел душой и считал чуть ли не родными ему людьми.

Константин Павлович сидел перед зеркалом, разглядывал себя. За время после бегства из Варшавы он сильно похудел. Маленький вздернутый нос заострился и оказался вдавлен в осунувшееся от бессонных ночей лицо. А брови? Он в испуге стал трогать то один, то другой клочок волос, все еще не веря пробившейся седине.

«Как я постарел за эти дни, — подумал он и вдруг вспомнил отца, на которого очень походил: — Павел Петрович тоже перед смертью плохо выглядел».

Испугавшись черных мыслей, всколыхнувшихся в голове, великий князь бросился к столу и стал разбирать переписку с братом Николаем Павловичем. Он внимательно читал особенно те письма, где брат клялся ему в верности и умолял приехать в Петербург на царствие. Слезы градом катились по исхудавшему лицу Константина Павловича.

«…Мы все ожидаем вас с крайним нетерпением, — произносил он вслух строки из писем, пропуская формальности и снова умиляясь красноречием: — …Подвергаясь к вашим стопам как брат, как подданный, я молю о вашем прощении, о вашем благословении…»

«О! Я был тогда царем! Ко мне все обращались за помощью, за советом», — вздыхал он, продолжая перебирать листы писем от матушки, от Милорадовича, генералов.

Из рук выпал наполовину исписанный листок. Он поднял его со стола, и лицо искривилось в гримасе.

«…Я желал бы видеть вас спокойно водворившемся в вашем Бельведере и порядок восстановленным повсюду, но, сколько еще предстоит сделать, прежде чем быть в состоянии достигнуть этого, — писал ему император 3 января 1831 года. — Кто из двух должен погибнуть, — так как, по-видимому, погибнуть необходимо, — Россия или Польша? Решайте сами. Я исчерпал все возможные средства, чтобы предотвратить подобное несчастье, средства, совместимые только с честью и моей совестью, эти средства исчерпаны, или, по крайней мере, ничто не может заставить меня поверить, чтобы их хотели там; что же нам остается делать?» ⁹⁴

Цесаревичу вспомнился тот день, когда он приказывал командирам польских полков возвращаться в Варшаву. Офицеры клялись ему в верности, убеждали, что у них хватит сил раздавить чернь, восставшую против власти. А он настаивал на своем.

«Я верил, что все закончится само по себе, я думал, вернутся мои солдаты в Варшаву и уговорят других прекратить мятеж», — размышлял он, тупо глядя на письмо императора, у которого просил снисхождения для всех поляков, молил дать им время образумиться.

Как он гордился своими солдатами! Скольких молодых офицеров выпустил из созданной им школы подхорунжих! А как они славно ходили на парадах, как они были выносливы в походах!

Константин Павлович закрывал глаза. Перед ним проходили его любимые войска, которым он отдал всю свою жизнь.

«За все это они пришли убить меня», — подумал с горечью цесаревич — ему вспомнилась кошмарная ночь, когда подхорунжие ворвались во дворец.

— Нет! — выкрикнул он и, испугавшись своего голоса, посмотрел по сторонам.

Константин Павлович вернулся было к письмам, взял в руки очередной лист из переписки 1825 года, но дверь приоткрылась, и в створке появился флигель-адъютант.

— Что случилось? — испуганно посмотрел на офицера цесаревич.

— Вам письмо от императора, — доложил молодой прапорщик. «Он передумал! Он пишет мне, что передумал и хочет меня сейчас же назначить начальником гвардейского отряда», — взволнованно подумал Константин Павлович, и полный благоговения взял письмо.