Взлеты и падения великих держав - читать онлайн книгу. Автор: Пол Кеннеди cтр.№ 82

С другой стороны, возможно, потому, что большинство стран ощущали потребность в передышке после пронесшихся над континентом в 1860-е годы бурь и государственные деятели в создавшихся новых условиях действовали максимально осторожно, вся дипломатия великих держав в течение почти десятилетия (начиная с 1871 года) была направлена на поддержание стабильности в Европе. Озабоченные восстановительными работами после Гражданской войны и последствиями революции Мэйдзи, ни Соединенные Штаты, ни Япония не претендовали на то, чтобы стать частью «системы», еще более ориентированной на Западную Европу, чем прежде. Однако несмотря на существование лишь обновленной версии «европейской пентархии», баланс сил, существовавший с 1815 года, значительно изменился. Самое могущественное и влиятельное государство в Европе — прусско-германское новообразование под руководством Бисмарка пришло на смену некогда слабой Пруссии. Возникло и еще одно государство — объединенная Италия, но ее безнадежная экономическая отсталость (особенно отсутствие запасов угля) не позволяла ей попасть в «высшую лигу», хотя она и играла более значительную роль в европейской дипломатии, чем такие страны, как Испания или Швеция ^{320}. Во-первых, у нее были претензии на то, чтобы расширить свое влияние в Средиземноморье и Северной Африке, что усиливало ее противостояние с Францией. Последней приходилось отвлекать для этого ресурсы, что было на руку итальянскому союзнику — Германии. Во-вторых, освободительные войны с официальной Веной, а также собственные интересы Италии на западе Балкан лишали спокойной жизни Австро-Венгрию (по крайней мере до тех пор, пока Бисмарк не положил конец напряженности подписанием в 1882 году Тройственного союза между Австрией, Германией и Италией). Это означало, что ни Австро-Венгрия, ни Франция, являясь главными «жертвами» роста влияния Германии, не могли полностью сконцентрироваться на противостоянии Берлину, поскольку у обеих теперь на хвосте висела энергичная (хотя и не слишком сильная) Италия. Для австрийцев это стало еще одной причиной оказаться союзником, а впоследствии и квазисателлитом Германии. И для Франции, даже несмотря на ее военно-экономическое превосходство и «ценность» как участника альянса ^{321}, любое выступление против Берлина было рискованно при наличии на юге враждебно настроенной и непредсказуемой Италии.

На фоне изолированной Франции, запуганной Австро-Венгрии и объединенных промежуточных «буферных государств» южной Германии и Италии ^{322} единственными преградами на пути расширения влияния Германии являлись независимые державы на «флангах» — Россия и Великобритания. Для британского кабинета, чья политика колебалась от сосредоточенности на реформах внутри страны в эпоху Гладстона (1868–1874) до озабоченности состоянием «империи» и «азиатских владений» во времена Дизраэли (1874–1880), вопрос политического равновесия в Европе редко выходил на первый план. Это касалось и России, где канцлер Горчаков и его сторонники негодовали относительно превращения зависимой Пруссии в мощную Германию, однако к этим чувствам примешивались близкие династические и идеологические симпатии, существовавшие с 1871 года между санкт-петербургским и потсдамским дворами. Последнее было продиктовано в том числе необходимостью России оправиться от последствий Крымской войны, надеждами на поддержку Берлином российских интересов на Балканах и новых планов России относительно Средней Азии. В целом, однако, вероятность вмешательства «фланговых» держав в дела Западно-Центральной Европы зависела в большой степени от действий самой Германии: в ней не было абсолютно никакой необходимости в случае уверенности, что Второй германский рейх полностью «насытился» ^{323}.

После 1871 года Бисмарк сам стремился убедить в последнем все остальные великие державы, так как у него не было никакого желания создавать «Великую Германию», которая бы включила в себя миллионы австрийских католиков, разрушила Австро-Венгерскую империю и осталась изолированной между мстительной Францией и подозрительной Россией ^{324}. Он решил, что намного безопаснее согласиться с созданием «Союза трех императоров» (1873), квазиальянса, который продемонстрировал бы идеологическую солидарность восточных монархий (в противовес «республиканской» Франции) и одновременно разрешил бы определенные столкновения интересов австрийцев и русских на Балканах. И когда во время кризиса 1875 года «война была буквально на пороге» и германское правительство готовилось рассмотреть вариант превентивной войны с Францией, предупреждения из Лондона и (особенно) Санкт-Петербурга убедили Бисмарка, что любые дальнейшие изменения баланса сил в Европе встретят активное сопротивление ^{325}. Таким образом, как по внутри-, так и по внешнеполитическим причинам Германия оставалась в границах 1871 года (будучи «полугосподствующей державой», как ее характеризовали некоторые историки) до того момента, когда уровень ее военно-промышленного развития и политические амбиции следующих после Бисмарка правителей вновь не подвергли сомнению существующий раздел территорий ^{326}.

Однако эти кардинальные изменения мы рассмотрим в следующей главе. В течение 1870–1880-х годов проводимая самим Бисмарком внешняя политика гарантировала сохранение статус-кво, поскольку, по его мнению, это было в интересах самой Германии. Отчасти канцлеру помог вновь разгоревшийся в 1876 году старый «восточный вопрос». Турки устроили в Болгарии резню местных христиан, на что Россия ответила отправкой своих войск на помощь братьям по вере. В итоге все внимание европейского сообщества сместилось с рейха к Константинополю и Черному морю ^{327}. Если бы этот кризис на Балканах перерос в полномасштабную войну с участием великих держав, что выглядело вполне реальным в начале 1878 года, то военные действия в низовьях Дуная или в проливе Дарданеллы могли быть опасны даже для Германии. Но умелая дипломатия Бисмарка, выступившего в роли посредника, или «честного маклера», чтобы привести все ведущие державы к компромиссному решению на конгрессе в Берлине, склонила чашу европейских весов в сторону мирного разрешения конфликта и вновь подчеркнула центральную и стабилизирующую роль Германии в Европе.

Но большей восточный кризис 1876–1878 годов также сыграл определенную роль во взаимоотношениях Германии с другими странами.

И хотя имевшийся у России более чем скромный флот в Черном море блестяще проявил себя в сражениях с турками, ход и результаты сухопутной кампании российской армии 1877 года показали, что проводимые после Крымской войны реформы пока не дали ожидаемого эффекта. Безусловно, храбрость солдат и численный перевес позволили русским одержать победу над турками как на болгарском, так и на кавказском театрах военных действий, однако в ходе кампании было слишком много примеров «абсолютно ошибочной рекогносцировки вражеских позиций, отсутствия должной координации действий между боевыми подразделениями и неразберихи на уровне высшего руководства армией» ^{328}, а угроза участия в войне Великобритании и Австрии на стороне Турции заставила российское правительство, вновь оказавшееся на краю банкротства, в конце 1877 года пойти в своих требованиях на компромисс. Хотя славянофилы в России позже и обвинили Бисмарка в управлении решениями Берлинского конгресса, имевшими оскорбительный характер для их страны, все же многие представители санкт-петербургской элиты, как никогда, осознавали необходимость сохранения хороших отношений с Берлином и возвращения в «Союз трех императоров» (но уже в измененной версии 1881 года). То же самое произошло и с официальной Веной, намеревавшейся выйти из-под контроля Бисмарка на пике кризиса в 1879 году. Заключенный уже на следующий год секретный австро-германский союз вновь привязал ее к Берлину, как и позднее «Союз трех императоров» (1881) и Тройственный союз, объединивший Германию, Австро-Венгрию и Италию в 1882 году. Помимо всего прочего эти соглашения позволяли отдалить их участников от Франции и поставить их в определенную зависимость от Германии ^{329}.