Взлеты и падения великих держав - читать онлайн книгу. Автор: Пол Кеннеди cтр.№ 221

Американский торговый и бюджетный дефицит накладывается на новое явление в мировой экономике, которое, пожалуй, правильнее всего назвать перемещением международных капиталопотоков из торговли товарами и услугами. Из-за растущей интеграции мировой экономики объем торговли промышленными товарами и финансовыми услугами сегодня значительно больше, чем когда-либо прежде — около $3 трлн. в год; но он не идет ни в какое сравнение с мощнейшим притоком средств на мировые рынки краткосрочных капиталов. Так, один только лондонский евродолларовый рынок «по меньшей мере в двадцать пять раз превышает рынок мировой торговли» ^{1243}. Хотя эта тенденция подпитывалась событиями 1970-х годов (переход от фиксированных к плавающим обменным курсам, поступление избыточных средств из стран ОПЕК), ее усиливал и американский дефицит, так как единственная возможность для федерального правительства перекрыть зияющую пропасть между его расходами и доходами заключалась в том, чтобы привлечь в страну огромное количество ликвидных средств из Европы и (особенно) Японии, превратив Соединенные Штаты Америки, как уже упоминалось выше, в безусловно крупнейшего должника в мире ^{1244}. Вообще говоря, трудно представить себе, как экономика США смогла бы обойтись без притока иностранных средств в начале восьмидесятых, даже если это и вылилось в неприятное увеличение стоимости доллара, ставшее еще одним ударом по американскому экспорту. Но тут возникает тревожный вопрос: что произойдет, если эти крупные и очень волатильные средства будут выведены из доллара, резко обрушив его стоимость?

Эти тенденции, однако, трактуются и в таком ключе, что паникеры сильно преувеличивают серьезность происходящих в экономике США процессов и забывают про их «естественность». Например, положение дел в фермерском поясе Среднего Запада могло быть гораздо лучше, если бы не спрос на землю по завышенным ценам и не чрезмерные процентные ставки конца 1970-х годов. Опять же переход от производства в сферу услуг вполне понятен и происходит во всех развитых странах; также стоит напомнить, что объем американского промышленного производства растет в абсолютном выражении, даже если занятость (особенно синих воротничков) в обрабатывающей промышленности сокращается — но ведь и это «естественная» тенденция, так как мир все больше переходит от материального производства к производству, основанному на знаниях. Точно так же нет ничего плохого в превращении американских финансовых институтов в мировые с тремя центрами — в Токио, Лондоне и Нью-Йорке, призванные обрабатывать крупные потоки капитала и извлекать из них прибыль; это только увеличивает доходы страны от услуг. Даже значительный ежегодный дефицит федерального бюджета и нарастающий государственный долг иногда характеризуются как не слишком серьезные с учетом инфляции; кроме того, в некоторых кругах существует убеждение, что экономика «найдет выход» из этих дефицитов или что политики примут меры для ликвидации разрыва, будь то за счет увеличения налогов, или сокращения расходов, или того и другого вместе. Излишне поспешные попытки сократить дефицит, считают они, вполне могут спровоцировать крупный спад.

Еще более обнадеживающими объявляются позитивные признаки роста в американской экономике. Благодаря буму в секторе услуг США в последние десять лет создают новые рабочие места быстрее, чем за всю свою историю в мирное время, и, безусловно, гораздо активнее, чем Западная Европа. Кстати, высокая мобильность рабочей силы облегчает такие преобразования на американском рынке труда. Кроме того, огромные усилия американцев в области высоких технологий (не только в Калифорнии, но и в Новой Англии, Виргинии, Аризоне и многих других штатах) сулят дополнительный рост производства и, следовательно, национального богатства (наряду со стратегическим преимуществом над СССР). В самом деле, именно возможности американской экономики продолжают привлекать в эту страну миллионы иммигрантов и воодушевлять тысячи новых предпринимателей; а бурные потоки капитала, вливающиеся в США, могут быть использованы для дальнейших инвестиций, особенно в исследования и разработку. И наконец, если изменения в глобальных условиях торговли действительно ведут к снижению цен на продукты питания и сырье, это должно принести пользу экономике, которая до сих пор импортирует огромное количество нефти, металлических руд и пр. (даже если это и вредит некоторым американским производителям, в частности фермерам и нефтяникам).

Многие из этих доводов могут быть справедливы. Так как американская экономика слишком масштабна и разнообразна, некоторые ее секторы и регионы, вероятно, будут расти, пока другие переживают спад, Поэтому обобщать ее состояние словами «кризис» или «бум» неверно. Учитывая падение цен на сырье, ослабление неестественно высокого значения обменного курса доллара в начале 1985 года, общее снижение процентных ставок (и влияние этих трех тенденций на инфляцию и уверенность деловых кругов), неудивительно, что некоторые профессиональные экономисты с оптимизмом смотрят в будущее ^{1245}.

Тем не менее с точки зрения американской национальной стратегии и экономического фундамента, на котором должна строиться эффективная долгосрочная политика, общая картина выглядит уже не такой радужной. В первую очередь, из-за массы военных обязательств, принятых США после 1945 года: способность страны нести эту нагрузку сейчас явно меньше, чем несколько десятилетий назад, когда ее доля в мировом производстве и ВНП была гораздо больше, сельское хозяйство не переживало кризис, платежный баланс был намного здоровее, а государственный бюджет не отягощал огромный долг перед остальным миром. В широком смысле уместны аналогии, которые некоторые политологи проводят между положением нынешних Соединенных Штатов Америки и «слабеющих гегемонов» прошлого ^{1246}.

Здесь снова полезно отметить поразительное сходство между растущей среди нынешних интеллектуалов США тревогой и тем настроением, которое царило в политических партиях эдвардианской Англии и привело к так называемому движению за «национальную эффективность» — к широкой дискуссии внутри законодательных, деловых и образовательных элит по поводу различных мер, способных противодействовать потере конкурентоспособности в сравнении с другими развитыми обществами. С точки зрения коммерческой компетентности, уровня подготовки и образования, эффективности производства, уровня доходов и (среди менее обеспеченных слоев) качества жизни, здоровья и жилья, «первая» держава в 1900 году, казалось, утрачивала свою позицию, что сулило крайне неприятные последствия для ее долгосрочного стратегического положения; поэтому призывы к «обновлению» и «реорганизации» шли не только от левых, но и от правых ^{1247}. Такие кампании, как правило, действительно приводят к реформам в самых разных государствах, но само их начало является подтверждением упадка: в такой агитации просто не было необходимости несколько десятилетий назад, когда лидерство страны не вызывало сомнений. Сильный человек, как язвительно заметил писатель Гилберт Кит Честертон, не беспокоится о своей физической форме; лишь ослабев, он начинает говорить о здоровье ^{1248}. Точно так же великая держава, пока крепка и господствует безраздельно, гораздо меньше склонна обсуждать свои обязательства, чем когда начинает терять влияние.