Взлеты и падения великих держав - читать онлайн книгу. Автор: Пол Кеннеди cтр.№ 198

Здесь также основным критиком выступает Китай, который в конце 1970-х с восторгом было воспринял японский торговый и инвестиционный бум, но быстро от него отказался — отчасти по причине дефицита собственного внешнего платежного баланса, а отчасти из опасений стать экономически зависимым от другой страны, которая сможет ненадлежащим образом этим воспользоваться; торговый оборот между Америкой и Китаем, предупреждал Дэн Сяопин еще в 1979 году, «должен быть сопоставим с таковым в Японии» ^{1088}, что позволит предотвратить любую вероятность японского варианта «империализма свободной торговли».

На текущий момент это всего лишь досадные мелочи, но они заставляют японских политиков задумываться о государственной стратегии международных отношений в преддверии XXI столетия. Нет сомнений, что с расширением экономической мощи страна может стать второй Венецией — не только в смысле широты торговых связей, но и с точки зрения защиты морских путей и создания квазизависимых заокеанских территорий; однако при существующих внутренних и внешних протестах против сильной Японии она постарается не только избежать стремления к территориальному расширению старым империалистическим путем, но и вовсе отказаться от какого-либо ощутимого усиления военной мощи. Последнее между тем вызывает все большее раздражение в американских кругах, которые ратуют за совместное обеспечение безопасности в западной части Тихоокеанского региона. Получается парадоксальная ситуация: если Япония не станет наращивать военный потенциал, она подвергнется критике, а если станет — осуждению. И тот и другой путь несет проблемы для японской внешней политики, суть которой формулируется четко: «максимум пользы — минимум риска» ^{1089}. Отсюда опять же следует, что Япония будет поддерживать тенденцию к минимальным изменениям военно-политической обстановки в Восточноазиатском регионе, несмотря на растущие темпы экономического роста. Данное обстоятельство только усложняет японскую дилемму, ведь даже немарксист задастся вопросом: как глубокие экономические преобразования в Азии могут не вызвать сопутствующих далекоидущих изменений в других сферах?

Самые большие опасения Японии, таким образом, едва ли высказываются вслух — отчасти из дипломатических соображений, а отчасти чтобы никого не провоцировать, и касаются они будущего баланса сил в самом Восточноазиатском регионе. «Мирная дипломатия по всем направлениям» хороша на данном этапе, но будет ли она столь же эффективна, если обеспокоенные США захотят расторгнуть азиатские договоренности или откажутся защищать нефтяной транзит из Саудовской Аравии в Йокогаму? Будет ли она полезна в случае новой войны на Корейском полуострове? А если Китай начнет тяготеть к доминированию в регионе? А если переживающий упадок и нестабильный Советский Союз предпримет агрессивные действия? Разумеется, четких ответов на эти гипотетические, но настораживающие вопросы дать невозможно, но даже самая миролюбивая «торговая держава» с небольшими «силами обороны» в один прекрасный день может столкнуться с необходимостью это сделать. По прошлому опыту других стран известно, что в какой-то момент торговых успехов и финансового процветания может оказаться недостаточно для выживания в неуправляемом мире, где царит «политика силы».

Из пяти мировых военно-экономических центров сегодняшнего мира лишь Европа не является суверенным национальным государством, что и определяет главную проблему этого региона на пути к зарождающейся системе сверхдержав начала XXI века. Даже если говорить о перспективах континента, не рассматривая (из практических соображений) коммунистические режимы Восточной Европы, остаются государства, являющиеся членами экономико-политического союза (ЕЭС), но не входящие в главный военный альянс (НАТО), страны, присоединившиеся к последнему, но не вступившие в первый, а также влиятельные нейтральные страны, не входящие ни в первый, ни во второй блок. Из-за подобного разнобоя в этом разделе речь пойдет о Европейском экономическом сообществе (и политике некоторых его важнейших участников), а не о некоммунистической Европе в целом, поскольку только ЕЭС, по крайней мере потенциально, обладает организацией и структурой, позволяющими говорить о Сообществе как о пятой мировой сверхдержаве.

Но именно потому, что рассматривается потенциал, а не текущее состояние ЕЭС, строить предположения о том, что его ожидает в 2000 или 2020 году, особенно непросто. В определенной степени ситуация напоминает ту, с которой, правда в меньших масштабах, столкнулись участники Германского союза в середине XIX века ^{1090}. Образование Таможенного союза настолько успешно способствовало развитию торговли и производства, что конфедерация быстро прирастала новыми участниками, так что вскоре стало очевидно, что, если разросшееся экономическое сообщество сможет превратиться в сильное государство, оно будет играть важную роль на международной арене и прочим влиятельным державам придется с ним считаться. Но трансформация так и не осуществилась, поскольку среди членов союза имелись разногласия по вопросам дальнейшей экономической и особенно военно-политической интеграции, шли споры о том, какое государство станет главным, а между партиями и группами влияния не было единства по поводу возможных приобретений или потерь в случае объединения, так что эта группа стран так и осталась разделенной, не имеющей возможности реализовать свой потенциал и неспособной действовать на равных с великими державами. При всех имеющихся отличиях во времени и обстоятельствах «германский вопрос» XIX столетия напоминает «европейскую проблему» XXI века в миниатюре.

Потенциально ЕЭС совершенно точно обладает размерами, средствами и производственными мощностями для того, чтобы считаться центром влияния. Со вступлением в Сообщество Испании и Португалии численность населения двенадцати стран-участниц теперь достигает 320 млн. человек — на 50 млн. больше, чем в СССР, и почти на 75 млн. больше, чем в США. Причем население это высокообразованное: в Европе сосредоточены сотни университетов и колледжей и миллионы ученых и инженеров. Несмотря на то что доход на душу населения, скажем, в Западной Германии и Португалии сильно различается, в целом этот показатель много выше, чем в России, а у некоторых стран-участниц — даже выше американского. Как уже упоминалось ранее, европейский рынок — крупнейший в мире, хотя во многом благодаря торговле внутри блока. Возможно, более красноречивым показателем экономической мощи являются объемы выпускаемой продукции: автомобилей, стали, цемента и т. д., которые в Европе выше, чем в США, Японии и (особенно в отношении металлургии) в СССР.

В зависимости от ежегодных показателей и сильных колебаний курса доллара относительно европейских валют за последние шесть лет, общий показатель ВНП стран ЕЭС примерно равнялся американскому (1980,1986) или составлял две трети такового (по данным 1983–1984). ЕЭС, безусловно, опережает СССР, Японию и Китай с точки зрения доли в мировом ВНП или объемов промышленного производства.