Нина кивнула:
– Ладно, ничего. Поехали.
И они поехали. Почему-то все светофоры были
их. Нину то и дело бросало вперед – водитель тормозил излишне резко.
Ее начало подташнивать – то ли от этих
торможений, то ли черт его знает от чего.
– Музыку включить? – спросил
водитель. Голос у него был негромкий, молодой.
Нина покосилась на него. Огоньки приборов
играли на его лице. Да, довольно молод…
– Если хотите, – сказал шофер.
– Тогда не надо.
Они продолжали ехать дальше в тишине и
молчании.
– Вы как хотите ехать, с Бекетова или
через центр? – осведомился водитель.
– Да мне все равно.
Может, это прозвучало и неприветливо, но не
могла же Нина брякнуть, что вообще не знает автодороги в Лапшиху, что всегда
проезжала ее только на трамвае! Ведь она жила в Первом микрорайоне, а Лапшиха…
Ладно.
Наверное, он тоже не знал этой дороги, потому
что с площади Горького свернул на Белинку, а оттуда промчался к Ошаре – и
потащился параллельно трамвайным рельсам.
– А теперь вам куда? Показывайте дорогу.
Нина нервно сглотнула, вглядываясь в темноту.
Где-то тут был недостроенный дом… А, вот он.
– Во двор поверните, пожалуйста. Здесь
остановите. Хорошо, спасибо.
Водитель огляделся. Пустой двор заброшенной
новостройки. Огоньки метрах в пятидесяти – там начинаются дома.
– Может, вас туда подвезти?
– Ничего, я дойду. Вот, возьмите.
Он протянул ладонь. Нина положила на нее то,
что лежало у нее в кармане.
Мгновение водитель ощупывал это пальцами,
потом, не поверив своим ощущениям, зажег свет в салоне и уставился на ладонь, в
которой лежал презерватив.
Вообще можно было ожидать какой угодно
реакции, но он только повернулся к Нине и спокойно сказал:
– Не понял.
– Выключите свет, пожалуйста, –
просипела Нина, съеживаясь под его взглядом. – Потом я вам все объясню.
Он хмыкнул, но послушался.
Темнота была кромешная. Нина перевела дыхание
и заговорила более внятно:
– Вы не волнуйтесь, у меня деньги есть.
Вот. – Она пошуршала в кармане. – Я вам их потом отдам. После…
– После чего?
– После… всего. Ну что вы, не понимаете,
что ли? – воскликнула она почти в отчаянии.
– Понимаю, – кивнул он. – Вы
мне потом заплатите за… услуги. Только, знаете, я ведь не проститутка.
– Я тоже, – глухо промолвила Нина,
глядя на светящуюся панель. Ей было легче говорить, не видя его лица. И еще
легче стало, когда он отвел от нее взгляд и сел так же, как она, –
уставившись на огоньки приборов. – Если хотите знать, я еще никогда ни с
кем… в смысле…
– И какая необходимость проделать это
именно сейчас, с первым встречным?
Он говорил негромко, спокойно, как врач,
который спрашивает у больного, где болит. Если бы хоть нотка насмешки
прозвенела в его голосе, Нина, наверное, не выдержала бы и выскочила из машины.
Что же это она затеяла?! Как она сможет это
выдержать? Но надо, надо выдержать, надо все узнать про себя.
– Пожалуйста, не спрашивайте. Пожалуйста,
сделайте это… – У нее сорвался голос, и она скорее выдохнула, а не
сказала: – Я вам еще дам пятьдесят рублей, если вы… Пожалуйста!
– Я не проститутка, сказал же, –
повторил он. – Отродясь не делал это за деньги, не собираюсь и начинать.
Вдобавок никак не пойму, почему вы именно меня выбрали? Разглядеть меня там не
могли, в темноте, на вокзале, да и никакой такой неземной красотой я не
отличаюсь. И машина так себе, в «Форде» каком-нибудь или даже в «Волге» было бы
куда удобнее.
– Ну, те, у кого «Форды», не занимаются
частным извозом, – пояснила она. – «Волги» и «Лады» всякие я не
люблю, меня почему-то сразу укачивает в них. А «Москвич» – совсем другое дело.
– Что, серьезно? – вдруг засмеялся
он. – Так вы, значит, первого мужчину выбирали в зависимости от марки
машины?
Нина сцепила зубы. Еще один его дурацкий
вопрос – и она с криком выскочит вон, побежит по этой стройке, рискуя
переломать ноги!
Из последних сил она выдавила:
– Поцелуйте меня, пожалуйста. – И,
откинувшись на спинку, зажмурила глаза.
Сердце колотилось так, что она едва расслышала
тяжелый вздох незнакомца. Потом его рука легла на ее плечо, какое-то мгновение
она вдыхала горьковатый табачный запах, а потом прохладные губы прижались к ее
губам.
Какое-то мгновение Нина сидела оцепенев,
потом, испугавшись, что, не встретив отклика с ее стороны, он отстранится,
вцепилась в его плечи и приоткрыла рот.
Она не целовалась ни с кем ни разу в жизни и
первые минуты никак не могла справиться со своими безвольными, неумелыми
губами. То ли открытыми их держать, то ли закрытыми? Да еще его язык прорывался
в ее рот, прямо спасу нет. Не зная, что делать, Нина погладила его своим языком
и подумала, что ничего неприятного в этом нет. Да и вообще целоваться ей даже
понравилось. Губы незнакомца стали горячими, Нина привыкла к этому странному
ощущению чужого рта и попыталась повторять все, что делал он.
Это были нехитрые приемы. Гладить, впиваться,
присасываться… Слова какие-то примитивные, чувствуешь-то совсем другое! Словами
это не выразить.
Нине стало жарко, и незнакомец, словно поняв
это, стянул с нее куртку.
Она покорно высвободилась, с мимолетным
проблеском страха ощутив, что заодно он спустил с плеч халат, надетый прямо на
голое тело. Она бы, наверное, отстранилась, да невозможно было, он слишком
крепко прижимался к ней, вдавливал своей тяжестью в спинку сиденья. Потом
спинка вдруг мягко пошла вниз, и Нина поняла, что лежит. Он вытянулся рядом, не
прерывая поцелуя, осторожно блуждал пальцами по ее обнажившемуся телу. Ее
начинало трясти, когда эти чуть шершавые, прохладные пальцы совершали круговое
движение по животу.
Ни слова не было сказано меж ними, а может
быть, он что-то и говорил, да Нина не слышала. Только иногда его тяжелое
дыхание вдруг достигало слуха – и тотчас все звуки вновь тонули в оглушительном
биении крови в висках.