Не хочу жениться! - читать онлайн книгу. Автор: Мария Сакрытина cтр.№ 71

Алеша сжал кулаки.

— Там Вася!..

— Забудь.

Пентаграмма вспыхнула еще ярче, затрещала, полыхнула, как костер. Повернувшись к ней, Миша шагнул в самый ее центр — и исчез.

— Да ну тебя! — прошептал Алеша. — Илюшка! Айда за мной!

И оба «богатыря» — один, нахмурившись, предельно серьезный; другой, улыбаясь и предвкушая забаву, — исчезли, прежде чем схема погасла.

Общежитие снова заснуло. Никто ничего не заметил: магия, треск пламени, вспышки — все это было обычным для академии. «Опять к зачету в последнюю ночь готовятся, — подумал смотритель, проходя в это время по коридору. — Дверь снова выбили… Ох уж эти боевые маги!» Его присыпанная пеплом пентаграмма на полу нисколько не впечатлила.

* * *

Вася очнулась в тот момент, когда разбилась банка. Жутко: брызнули осколки, Вася видела их очень ясно и хотела зажмуриться, но от страха не смогла. Сжалась — и мимо, лишь чуть-чуть не коснувшись ее кожи, пролетел острый, как стеклянное лезвие, осколок… Вася изо всех сил дернулась, пытаясь отпрыгнуть…

И уткнулась носом в снег.

Ее пробрал дикий, просто невозможный холод: Вася бы тут же, в сугробе, и замерзла, если бы не ужас — осколки-то еще рядом, и к тому же, если сейчас заснуть, она уже точно никогда не проснется!

Вася бросилась к единственному источнику тепла, который чувствовала: упавшему тут же Дереку. Он лежал на боку, спиной к Васе и все еще преспокойно спал!

— Просыпайся, идиот! — завизжала она, подскакивая на его руке. Согреться это не помогало. — Просыпайся!!!

Дерек дернулся.

— Ну чего? — странно тонким голосом спросил он. Потом сел и схватился руками за голову — Вася еле успела спрыгнуть ему на ноги. — Ой-е! Мне это снится… Точно снится…

А Вася ошеломленно, даже привстав на задних лапах, смотрела на него.

— Снится… — Княжич огляделся, увидел разбитую банку. Вздрогнул. — Вася! Васька, ты тут?! Васька! — И, так как Вася не отвечала, бросился разгребать осколки голыми руками. — Васенька… Вася…

— Ты кто? — прохрипела Вася, и Дерек замер. Обернулся, улыбаясь от уха до уха.

— Ты жива! А я уж думал… Разбилась…

— Ты… кто? — вперившись в него очень недружелюбным взглядом, повторила Вася.

— В смысле? — удивился Дерек. — Васька, ты чего? Ты головой стукнулась? — И потянулся к Васе. Рука его была теплой, Вася чувствовала и очень хотела этого тепла. Вот только…

— Я тебя не знаю. — Она отпрыгнула — но не в снег, а на другую ногу.

— Васька, ты обиделась, что ли? Ну посмотри: это же я! Дерек, помнишь? Ну?

Вася снова отпрыгнула — поближе к сапогам княжича.

— Дерек — совсем не такой. У него волосы длинные, черные, скулы высокие, глаза темно-карие, лицо тонкое, бледное… А ты кто?

Парень замер. Схватился за волосы. Ощупал лицо.

— Не-не-не! Я сплю! Я просто сплю… Васька, как я выгляжу?

Вася снова прыгнула и попыталась закутаться в полах его мантии. От холода напали жуткие сонливость и слабость.

— Ты — рыжий, конопатый, у тебя глаза бледно-зеленые, лицо простое, а голос… Вообще не такой, как обычно.

Дерек выпрямился, и солнце в зените позолотило его короткие, колечками, кудри.

— Вот блин!

— Так ты кто?

— Да я это, я, — вздохнул Дерек. — Честно… Может, мне при переносе внешность изменили?

— Врешь.

— Почему это? — Дерек все еще ощупывал лицо.

— Потому что мне не изменили. Я-то еще не человек.

— Так ты ж заколдована!

— Все равно врешь.

— Слушай, Вась…

— Говори правду. — Вася подпрыгнула. — Говори! Почему за тобой охотятся? Почему тебя сейчас всего лишь куда-то перенесли, а не убили? Почему ты выглядишь иначе? Говори!

— Да откуда мне знать!

Вася прыгнула ему на плечо.

— Ты знаешь! И ты мне все расскажешь! Хватит! Я и так долго ждала и ничего не спрашивала. Говори!

Дерек хмуро посмотрел на нее.

— А мне это зачем, интересно?

— А то тебе помощь не нужна? — в тон ему отозвалась Вася.

И Дерек сник.

— Вечно ты, Васька…

— Говори!

— Хорошо…

* * *

В избушке болотной ведьмы вопреки ожиданиям было уютно. Дощатый пол укрывал пушистый заморский ковер — вещь дорогая и, может, даже уникальная. Эрик подумал, что за него мать бы душу продала, а ковер бы потом постелила на видном месте и запретила по нему ходить. Здесь же он лежал на голых досках у кровати, обычной, даже без балдахина, но застеленной медвежьей шкурой. Еще один похожий ковер висел на стене, а напротив красовалось громадное зеркало в золоченой раме. В другом конце комнаты горел очаг, над ним что-то закипало, ароматное и сладкое даже на запах. Стол рядом был покрыт чистой вязаной скатертью, от которой тянуло магией, как от артефакта. А в шкафу слева красовались баночки, бутылочки, кувшинчики и пузырьки — медные, серебряные, стеклянные, даже деревянные. Ступки, аккуратно отсортированные, стояли тут же, как и подставка с ножами, ложки, горелка и аквариум с золотой рыбкой.

А еще здесь было очень чисто, удивительно для болота. Ни пятнышка, ни пылинки — все словно сияло и так уютно пахло травами!

Эрик сразу же устыдился своего вида. Да и запаха тоже, чего уж там.

— Ты проходи, проходи. — Ядвига проковыляла мимо него к столу. На ней были кожаные, подбитые мехом заморские туфли, как машинально отметил Эрик. Концы у носков загибались, а крашеную кожу украшала вышивка золотой нитью. Тоже дорогая вещь. — Да не стесняйся, добрый молодец, на пороге-то не стой. И дверь закрой — дует.

Эрик закрыл. Потом снял сапоги. И аккуратно, чтобы не коснуться дорогого ковра, прошел к столу.

— Тебе чего сначала — баньку али завтрак? — поинтересовалась Ядвига, окидывая зятя внимательным взглядом.

Эрик все еще ошеломленно осматривался.

— Я пирожков испекла… С клюковкой, вкусные. — Ядвига нахмурилась. — Эй, зятек? Ты язык проглотил?

— У вас… очень чисто, — зачем-то пробормотал Эрик, который в болотной грязи был разве что не по уши.

Ведьма рассмеялась.

— Это да. Муженек мой тоже поначалу так удивлялся, так удивлялся! А потом привык, зараза, замечать перестал. Ну ничего — как я ушла, так он сразу заметил, неряха… Теперь, я слышала, мужа Ваське подыскивал, чтобы тот убирался. Упыри-то ничего в чистоте не понимают!

— Ага… — отозвался Эрик, изучая свое отражение в зеркале. В этой чистой комнате он смотрелся примерно как плевок на белой, накрахмаленной салфетке.