— Сказал, что брат одной клиентки, который хочет, чтобы он разгласил адвокатскую тайну. А он ни за что бы такого не сделал — кремень мужик… Был. Этот тип ему бабки предлагал, много — чтобы он, значит, все ему рассказал.
— Это вам сам Фурсенко говорил?
— Ну да. Вот он из города и утек, чтобы, значит, этот перец его не нашел. Но он нашел, прикинь!
— А когда это было?
— Да за пару дней до того, как адвокат помер. Я мимо на машине проезжал и даже остановился и вышел, потому что узнал мужика по описанию.
— Зачем становились?
— Подумал, адвокату помощь нужна.
— Почему вы так подумали?
— Да потому, что толстяк орал, руками махал, а адвокат — дядька пожилой!
— Фурсенко принял вашу помощь?
— Нет, сказал, чтобы я не волновался. Он пригласил толстяка в дом.
— А вы потом видели вашего соседа?
— Да, я вечером забежал проверить, все ли в порядке. Адвокат сказал, что все нормально. Кто бы мог подумать, что он вскорости помрет…
— Леонид, а кроме толстяка кто-то еще заходил к Фурсенко?
— Честно говоря, не знаю, я ведь только в выходные приезжаю, да и то не каждые. А что, разве он не от сердца помер?
— От сердца, — подтвердил Белкин. — Я просто поинтересовался.
— А ты у Диляры спроси, — посоветовал хозяин. — Она точно знает!
— Кто такая Диляра?
— Домработница. Она убирается в нескольких домах по соседству, а адвокату еще и еду готовила, когда он приезжал, ведь жена-то в городе… Хорошая баба Диляра!
— А где она живет?
— Барак у них на другом конце поселка.
— У них?
— Ну, живут тут с десяток гастарбайтеров. Летом и осенью, а на зиму к себе уезжают. Возвращаются где-то в конце апреля, когда народ начинает снова на дачи ездить.
— Дорогу покажете?
* * *
— Ну, что скажете, Арнольд Юрьевич? — поинтересовалась Алла, приподнимаясь при виде эксперта, стремительно, несмотря на преклонный возраст, ворвавшегося в кабинет. Ей пришлось ожидать минут пятнадцать, и в течение этого времени она с интересом рассматривала стены уютного кабинета, увешанные образцами шрифтов и почерков. Были здесь и всевозможные вензеля и печати различных организаций. Арнольд Юрьевич Верхоланцев являлся самым авторитетным экспертом-графологом в Санкт-Петербурге. Алла и раньше обращалась к нему и каждый раз получала ответы, которые невозможно было оспорить ни в одном суде: оценка Верхоланцева всегда оказывалась исчерпывающей.
— Я изучил оба завещания, Алла Гурьевна, — начал он своим тихим, хрипловатым голосом в неспешной манере, которая могла вызвать раздражение у более молодых и неопытных сотрудников. Но людям вроде Аллы его манера говорила о его исключительной осторожности и компетентности. — Я имею в виду, оригинал и копию, которые вы мне предоставили. Перво-наперво могу сказать, что они напечатаны на одном и том же принтере примерно в одно и то же время — что, в общем-то, логично. Когда стряпали оба документа, в картридже заканчивался порошок, поэтому в некоторых местах текст слегка бледнее, чем в остальных. Это то, что сразу бросается в глаза и не требует никаких особых знаний — только наблюдательности. Содержание документов не представляет интереса ни для кого, кроме наследников. Да вы же сами их читали, верно?
— Да, оба завещания идентичны.
— Ну вот, видите, — развел руками эксперт. — Вы также предоставили мне набор документов с образцами почерков адвоката Фурсенко и Намжалмы Гуруль. Что касается Гуруль, не могу с точностью сказать, сама ли она подписывала документы — если и нет, то подделано мастерски!
— Арнольд Юрьевич, а почему вы вообще засомневались?
— Во-первых, Алла Гурьевна, уже потому, что сомневаетесь вы. Ну а во-вторых, потому, что подпись Фурсенко — явная фикция.
— Вы… уверены? — с замиранием сердца переспросила Алла. Она надеялась на такой вывод, потому что это многое бы объясняло, но боялась поверить в удачу.
— Как и в том, что моя фамилия Верхоланцев, — ответил на ее вопрос эксперт.
— Как вы это поняли?
— Существует множество способов определить подделку, — ухмыльнулся он, — и мне бы не хотелось раскрывать все секреты своей профессии. Надеюсь, вы понимаете? Но я могу приоткрыть завесу тайны — только для вас, Алла Гурьевна, ввиду моего особого к вам расположения. Видите ли, специалист сразу увидит, написан ли текст правшой или левшой. Наклон букв, нажим — все отличается. Раньше леворуких в школе переучивали писать правой рукой, и даже в этом случае можно понять по почерку, что раньше им было привычнее писать левой. Но Фурсенко всегда оставался левшой, и из всех образцов его почерка это очевидно. Кроме завещания и его копии: подпись сделана, вернее, подделана правой рукой.
— Отличная работа, Арнольд Юрьевич!
— Благодарю, — скромно потупился эксперт, но Алла знала, что это — всего лишь любительская актерская игра: Верхоланцев прекрасно знал себе цену.
— Получается, что тот, кто подделывал подпись Джамалии, не знал, что Фурсенко был левшой?
— Скорее всего. Возможно, к нему попали какие-то бумаги адвоката, и он честно скопировал почерк — кстати, неплохо, должен признать, — но он правша и потому писал правой рукой. Я вам помог?
— Еще как! Я теперь…
Зазвонил телефон в ее сумочке, и Алла, сделав эксперту знак подождать, вытащила сотовый и увидела на экране фамилию Белкина.
— Отлично, Александр, — похвалила она, когда молодой опер вкратце изложил ей результаты визита к соседям Фурсенко. — Привозите эту Диляру к нам. Скажите, что ей ничто не грозит и что мы не станем сообщать о ней и ее коллегах в иммиграционную службу.
Повесив трубку, Алла попрощалась с графологом и, выйдя на улицу, набрала Шеина.
— Алла Гурьевна, я еще не успел проверить алиби Гуру…
— Отбой, Антон! — перебила опера Алла. — Отпускайте Гуруля!
— Что-о?!
— Расскажу, когда вернусь. У меня есть план, который не одобрит начальство, но ему, как вы понимаете, о нем знать не обязательно!
* * *
Алла с любопытством рассматривала людей, собравшихся для оглашения завещания Джамалии. Аюна отдала предпочтение черному цвету, как на похоронах, однако огромное количество люрекса и пайеток создавало образ, более уместный на концерте или в театре. На ее круглом, широком лице застыло выражение напряженного ожидания. Агван сидел в углу, надувшись, что, собственно, Аллу не удивляло. Время от времени он бросал на нее полные ненависти взгляды и тут же отводил глаза, заметив, что она смотрит. Бывшего мужа Джамалии не пригласили, так как она не упомянула его в своей последней воле, вероятно, решив, что он достаточно получил при ее жизни. Зато позвали доктора Жидкова. Он скромно примостился возле самой двери, словно готовый в любой момент сорваться и выскочить вон из тесной, душной комнатки, в которой присутствующие ожидали прибытия нотариуса. Санжитма не прилетела из Улан-Удэ. Алла ей звонила, но та сказала, что Намжалму не вернуть, а остальное не имеет значения. Валерия Коробченко сидела как на иголках. Алле показалось, что будущая мамаша чувствует себя не в своей тарелке. Возможно, из-за того, что опасность, нависшая над ней, еще не миновала?