Виталик тем временем продолжал:
— И вообще, все эти дни… И сегодня во время похорон… И сейчас, когда ты идешь за аттестатом.
Вика, помолчав, тихо сказала:
— Все ожидают от меня, что я буду пластом лежать в квартире с занавешенными окнами, а глядишь, в психушке, реветь день-деньской и жаловаться на судьбу. А что на нее жаловаться, если такполучилось?..
Так получилось. Нет, не так! Это она виновата. Ну, и Титов.
— Вытьем и выдиранием волос уже ничему не поможешь. А прилюдно ныть, чтобы соответствовать дурацким правилам, установленным другими, я не намерена. Маму и папу это не воскресит. Я знаю, они хотели, чтобы я поехала учиться в Москву. И я и поеду. На следующей неделе.
Виталик вздохнул, а Вика, подходя к воротам школы, сказала:
— Все считают меня сильной, а я на самом деле очень слабая. И поэтому делаю вид, что сильная. Получается неплохо.
Виталик, поднеся к губам ее ладонь и поцеловав, искренне ответил:
— Получается отлично!
Заметив празднично украшенное крыльцо школы, Вика сказала:
— А он вот утверждал, что я из рук вон плохая актриса, — и добавила: — Думаю, что он здесь. Потому что ему надо расправиться с нами. Ну, со мной в первую очередь. Он понимает, что я скоро покину город. Он может последовать за мной в Москву — или довести начатое здесь, в провинции. Он любит дешевые эффекты, значит, вполне может использовать сегодняшний повод для новой попытки.
Виталик в ужасе простонал:
— Викушенька, детка, я не перенесу, если этот кошмар повторится снова!
Вика, похлопав по сумочке, висевшей у нее на плече, ответила:
— Я купила себе газовый пистолет. Ну что же, хватит об этом. Будь осторожен и наслаждайся праздником. Тем более что долго мы тут не останемся. Получу аттестат, попрощаюсь с учителями — и двинем в центр. Отметим только вдвоем с тобой. Потому что участие в выпускном балу в день похорон обоих родителей в самом деле вызовет праведный гнев жителей нашего милого городка. Ага, они уже таращатся. Ну что же, вперед, но без песни…
Торжественный вечер, несмотря на опасения Вики, прошел вполне терпимо. Конечно, многие откровенно пялились на нее, другие, что еще хуже, изо всех сил старались не смотреть. За ее спиной шушукались и драматично закатывали глаза.
Но Вике было на это решительно наплевать. Она чувствовала, что Титов появится сегодня. Нехорошо, конечно, было с ее стороны брать в заложники Виталика, а заодно и всю школу, но…
Но после всех событий ей было наплевать на мнение других.
Вику, как золотую медалистку (экзамены-то она сдала еще до трагических событий), пригласили на сцену в актовом зале первой. Михаил Вячеславович, что-то мямля, превозносил ее таланты, ум и красоту, словно она была по крайней мере дважды нобелевской лауреаткой, а не ученицей среднеобразовательной провинциальной школы, пусть и с аттестатом, состоявшим из одних пятерок.
О трагедии не было сказано ни слова. Как и о том, что еще один ученик их школы, который в этот день должен был получить аттестат, отсутствовал.
Вернее, находился в розыске.
Получив аттестат, Вика терпеливо ждала, мягко аплодируя, пока все остальные выпускники не продефилируют по сцене. Потом последовала пауза, после чего должна была начаться неформальная часть, более известная как выпускной вечер, для чего в столовой был накрыт роскошный стол.
Вообще-то изначально планировался круиз по реке, для чего с прошлого года собирались солидные суммы, но после трагедии директор волюнтаристским решением постановил, что выпускной, так и быть, состоится, но в здании школы, безо всяких излишеств и завершится в одиннадцать вечера.
Решением никто не был доволен — ни те, кто хотел, невзирая ни на что, веселиться (подавляющее, но скрывающее свои желания ученическое большинство), ни те, кто был возмущен фактом развлечения в столь скорбное и беспокойное время (абсолютное, громогласно артикулирующее свои требования родительское меньшинство).
Попрощавшись с учителями (только химичка позволила себе всплакнуть и завести речь о похоронах родителей), Вика пожала руку директору и в сопровождении Виталика отправилась прочь. Она чувствовала спиной взгляды одноклассников и приняла для себя решение, что никогда-никогда не вернется в эту школу.
Как будто школа была виновата во всем случившемся. В какой-то степени именно что школа: ведь познакомилась она с Титовым тут.
Вика вышла на крыльцо — было еще светло, хотя смеркалось, стоял один из самых длинных дней в году. Из-за набегающих туч было темнее, чем обычно.
Вика, повернувшись к Виталику, спросила:
— Прогуляемся вокруг школы?
Тот, посмотрев на безлюдные строения, поежился и произнес:
— Может, все-таки в центр рванем? Посидим в ресторане, помянем твоих родителей…
Однако подчинился воле Вики и последовал за ней. Они медленно шли мимо темных бетонных зданий, расположенных на территории школы.
— Ну, сама видишь, что здесь никого нет… Да он, может, и психопат, но не идиот. Понимает ведь, что появляться ему тут опасно…
Вика схватила его за руку и поднесла палец к губам. А затем указала на припаркованный, причем весьма умело и так, чтобы не бросалось в глаза, к старому, уже не используемому, но еще не снесенному спортзалу темный фургон.
Это был фургон Роберта Ивановича.
— В милицию тотчас надо звонить, — зашептал Виталик, а Вика, вытащив газовый пистолет, двинулась к фургону.
Дверцы фургона были открыты. Вика осторожно обошла его и убедилась, что внутри фургона никого нет, только какие-то канистры стоят.
— Там, кажется, тело, — произнес, заглядывая вовнутрь, Виталик. — Прикрыто чем-то… Может, он кого похитил?
Он залез было в фургон, но Вика схватила молодого человека за руку и выволокла обратно.
— Как ты думаешь, зачем наш гений манипуляций оставил фургон открытым? Для того, чтобы любопытные идиоты, как ты, залезли в него — и оказались в мышеловке!
Раздались хлопки в ладоши, и из-за фургона вывернул ухмыляющийся Титов, облаченный во все черное.
— Вичка, тебе в самом деле следует подумать о карьере моей напарницы! Ты явно прогрессируешь.
Вика направила на Титова газовый пистолет и, сжав рукоятку и положив палец на спусковой крючок, произнесла, не чувствуя волнения:
— На колени! Руки за голову! Или я стреляю.
— Стреляй! — ответил беспечно Титов. — Только там, в фургоне, мальчик Гоша. А его сестренку Машу я похитил сегодня чуть раньше и спрятал в одном, только мне известном месте. Если сдашь меня ментам или, что еще хлеще, пристрелишь, то Машенька умрет от жажды. Я ведь приковал ее за ручки и ножки, и сбежать из того места, где она сейчас находится, нельзя.