— Или я тебя… — услышала Вика, ближе всех стоявшая к Титову, его придушенный шепот. Кажется, никто, кроме нее, зловещих слов не услышал — а если бы и услышал, то не обратил бы внимания, потому как что мог причинить этот хилый чудик рослому сильному красавцу Игорю?
Вика настояла на том, чтобы продолжить отдых, а Виктору было велено немедленно отправиться обратно на другую, городскую, сторону. Перед тем как вернуться на пляж, Вика обернулась — и увидела искаженное злобной гримасой лицо Титова, а также сияние его арктически-ледяных глаз.
И, несмотря на горячее солнце одного из последних летних деньков, ее пробрал мороз.
Удивительно, но факт: инцидент на пляже возымел действие, и Виктор, успешно пересдав все три заваленных (намеренно заваленных, как не сомневалась Вика) экзамена, к концу недели съехал.
Родители Вики на полном серьезе предлагали ему остаться, Вика же всерьез опасалась, что это не более чем очередной фарс, разыгранный Титовым, дабы позволить склонить себя к продолжению жития у них, однако Виктор оказался непреклонным и, в витиеватых выражениях поблагодарив за помощь, переехал в общежитие университета, где Викин отец-проректор сумел организовать ему на пару месяцев комнату.
— Ты уж извини, если что-то не так было, — сказал он напоследок Вике, и та оторопело уставилась на протянутую ладонь. Не так? И это говорит человек, который терроризировал ее на протяжении долгих недель и который наверняка убил собственных родителей, а также еще нескольких абсолютно непричастных ко всем событиям людей?
Ей не оставалось ничего иного, как пожать его руку, однако этим дело и ограничилось — в отличие от родителей обнимать Виктора она не стала, да и произносить лживые слова о том, что «как жаль, что ты нас уже покидаешь», не собиралась.
Когда дверь за ним закрылась, Вика, не веря своему счастью, плюхнулась на диван и расхохоталась. Что же, похоже, эта проблема осталась в далеком прошлом.
И вздохнула — до начала нового учебного года оставалось пять дней. Однако она не хотела продления каникул, как когда-то раньше: наоборот, Вика с нетерпением ждала сентября. Потому что чем ближе окончание школы, тем ближе ее и Игоря восемнадцатый день рождения — а значит, и их свадьба!
Вечером того же дня, прогуливаясь с Игорем по набережной (и получив от него в подарок милого розового фарфорового бегемотика), она узнала последние новости.
— Да, мой дядька-милиционер сумел кое-что узнать. Этот Титов еще тот типок. Замешан в массе темных историй, причем в двух со смертельным исходом. Однако в обоих случаях он не проходит даже как свидетель — просто мелькает где-то на периферии, но участники событий уверены в том, что все эти ужасные дела затеяны именно им. Он из разряда особо опасных психопатов, которым нравится вмешиваться в жизнь абсолютно чужих людей и разрушать ее. Но делает он это столь изощренно, зачастую руками вторых и третьих лиц, что самого его прищучить пока что не удалось.
Вика вздохнула, а Игорь, купив ей мороженое, сказал:
— Но это не значит, что на него нет управы. Потому что сколько веревочке ни виться… Да, с правовой точки зрения его подкузьмить невозможно, по крайней мере, в данный момент. Но зато с медицинской!
Он торжествующе замолк, а когда они от набережной удалились в парк, продолжил:
— То, что он делает, может быть, все очень изощренное и хорошо продуманное, но напрочь сумасшедшее. Поэтому неудивительно, что он состоит на учете в психиатрическом диспансере, более того, еще ребенком он провел много времени в особой психиатрической больнице в соседней области. Дядя пока что не смог выяснить, что к чему, однако он не оставляет надежды. Я же узнал имена нескольких врачей, которые наблюдали Титова, и обратился к ним. Один меня сразу отшил, другая элементарно не отозвалась, еще один на пенсии и колесит по стране. Но я тебе клянусь, Вичка, что мы его дожмем! Потому что если узнать, что у него за диагноз, и пригрозить шизоиду или предать это огласке, или сделать так, чтобы он надолго, а то и навсегда оказался в психушке, то ему придется прекратить преследовать тебя.
Доедая мороженое, Вика ответила:
— Он и так прекратил. Может, оставить его в покое?
Игорь упрямо мотнул головой:
— Вичка, нет, нельзя. Я тут говорил с одним местным аспирантом-психиатром — такие типы, как Титов, очень и очень опасны. Они не ведают границ и в итоге могут учинить такое, что затронет всех. Его надо изолировать от общества. Тем более сама посуди, если он кокнул своих собственных родаков, а также соседей, которые, так сказать, под руку подвернулись, то что еще можно ожидать от такого урода?
Вика не нашлась что ответить. Если эти страшные предположения верны, то Виктора действительно требуется изолировать от общества, причем как можно скорее.
— Мой дядя-милиционер и пожаром тоже займется. Потому что, скажу по секрету, они исходят из версии поджога. И точно: поджог шизоид и организовал! Хочешь еще мороженого, Вичка?
Вика покачала головой, она думала о том, что для того, чтобы убить собственных родителей, а также прочих невинных людей, не переживая о них совершенно, и все ради того, чтобы въехать в квартиру к объекту своего обожания, надо было быть очень больным человеком.
Вернее, очень больным монстром.
Вечер завершился очень приятно — после долгих обжиманий на лавочке в парке Игорь проводил Вику до подъезда. Она, уже открыв дверь, вдруг заметила на обратной стороне дороги знакомую фигуру.
Виктор Титов?
Но в сгущающихся сумерках Вика могла запросто и ошибиться. Бегом поднявшись по лестнице наверх, она заперлась у себя в комнате и долго слушала музыку. Была уже глубокая ночь, когда она, подойдя к торшеру, стоявшему у окна, выключила его, так как намеревалась лечь спать, — и замерла.
Да, на этот раз не могло быть никаких сомнений: напротив ее окна, около мигающего светофора, застыл, подобно изваянию, Виктор Титов. В руках у него что-то было, и Вика вдруг отшатнулась — это нечто походило на…
Фотоаппарат? Да нет же, прибор ночного видения! Такие показывали в западных триллерах и приключенческих фильмах.
Вика вдруг вспомнила, что она в лифчике и трусиках. И вдруг произошло самое ужасное — Титов поднял руку и приветственно ей помахал. То есть он не только не пытался скрыть то, что ведет за ней наблюдение, но еще и всячески заострял на этом внимание.
А потом он поднял вверх руку с оттопыренным большим пальцем.
Как ошпаренная Вика отскочила от окна, так и не погасив торшер. Опустившись на ковер и прижавшись к дивану так, чтобы ее точно нельзя было увидеть с улицы, она беззвучно зарыдала.
И отчего этот… этот шизоид не оставит ее наконец в покое? Он же обещал! Рука Вики потянулась к телефону — позвонить в милицию? И что сказать: что ученик ее же школы, из параллельного класса, наблюдает за ней в прибор ночного видения?