Счастье - читать онлайн книгу. Автор: Зульфю Ливанели cтр.№ 7

Те, у кого в ушах гремел джаз, дергались, слегка согнувшись, в джазовых ритмах, слушающие латино раскачивали бедрами, а те, кто внимал музыке Среднего Востока, вращали талией и покачивали животом. Смотреть на них со стороным было очень смешно, все они исполняли для зрителя свой беззвучный танец…

Ирфан открыл шкаф с лекарствами, который скорее напоминал аптеку. Среди сотен лекарств, собранных со всего мира, он выбрал золпидем. Он, если уж не обеспечивал полноценный сон, то помогал ему забыться хотя бы ненадолго.

Вдруг Ирфан осознал, что его охватила одна из самых тяжелых панических атак за последнее время. Хорошо, что Айсель не видит всего этого, хорошо, что она спит безмятежным сном, словно судно на якоре в безопасной гавани. Если причину этого страха он не мог понять даже сам, то как объяснить это жене?

Но правда ли это? Так ли уж не знал он, не понимал?

«Не ври, – сказал он сам себе. – Не ври!»

Он был уверен, что у Айсель заранее готово решение: немедленно к психологу! «Поговори со специалистом, он тебя успокоит. Это же их работа», – как-то так. Во многих уголках мира одновременно повторяются такие же слова-клише.

Знал он и то, каким будет заключение психотерапевта.

На самом деле отчаяние, охватившее Профессора, было понятным ему, источник – известным. А паниковал он, потому что не пытался найти выход. Докопайтесь до проблемы – и ваши ночные кошмары станут ясными как день! Об этом можно прочитать в книгах. Например, такая книга, как «Спящий Эндимион», помогает людям толковать причины страхов. Будучи пастухом, Эндимион влюбился в богиню Луны. И боги наказали его за это. Согласно предложенному наказанию, он должен был тут же выбрать для себя новую судьбу. Для Эндимиона это оказалось невозможным, и он предпочел остаться вечно молодым, пребывая в беспробудном сне.

Как только он прочитал эту мифологическую историю, сразу понял, в чем его проблема. Профессор, подобно Эндимиону, боялся неизвестности в своей судьбе. Ведь будучи человеком, он не мог знать, как сложится его жизнь – как он поступит, если случится катастрофа, какие болезни на него нападут, как он умрет, а это означало, что он теперь разделит участь Эндимиона, поскольку ни один смертный не может вынести бремени этого мира.

Вся жизнь Профессора перевернулась, когда он осознал это. Словно крепость, которую он воздвиг вокруг себя, перестала его защищать, а принялась наоборот – душить. Потому что он знал, что до конца своих дней он будет сидеть в одном и том же доме, в одном и том же кресле, смотреть телевизор, произносить одни и те же слова. И в конце концов в один из дней на улице, как водится, послышится завывание сирены «Скорой», на которой его увезут в больницу, где он и умрет. А если же ему посчастливится не попасть в больницу, то он окочурится на матраце Dunlopillo или в кресле Ligne Roset. Теперь он думал о десятках находящихся в доме когда-то с любовью подобранных мебельных гарнитуров и комфортных кроватях как о временном склепе.

С Айсель у него проблем не было, он даже любил ее, однако свою судьбу выносить больше не мог.

И он плакал.

От женщины-профессора на одной из конференций в Париже он почерпнул новое понятие, которое оказалось маяком, в последний момент осветившим дорогу кораблю, застигнутому врасплох морской бурей. Это понятие было «метанойя». Из-за того, что раньше никогда об этом не слышал, он даже смутился, однако впоследствии, поняв, что очень мало людей знакомы с этим термином, успокоился. Метанойя означала – выйти за пределы самого себя, преодолеть себя, встать над самим собой.

По сути, все наши проблемы заключены в понятии «самость». Что значит «сам», «себя», «я»?

Даже повторяя десять раз кряду свое имя, человек чувствует, что не принадлежит сам себе; если от рождения до смерти в своем сознании он произносит «я» или «сам», то почему на всем этом лежит печать отчуждения? Профессор долго ломал над этим голову, пока наконец не понял, что в этом термине заложен глубокий смысл отрешенности или абстрагирования. Каждый отрешен, каждый отрешается. Отрешенность спасает нас от таких тюремных надзирателей, как общественные правила и жестокость окружающего материального мира. Заплутав на жизненном пути, мы расслабляемся, погружаясь в теплые воды источника, называемого привычкой. И в итоге наш путь завершается тем, что мы сидим дома в знакомом мягком кресле и можем даже с закрытыми глазами отыскать кран в ванной или подушку, на которую можно положить свою голову. Люди похожи на собак, которые метят свою территорию, и чувствуют себя достаточно уверенно только на ней: формула человеческого счастья заключается в том, чтобы находиться среди знакомых вещей и знакомых запахов.

Достоевский, вернувшись из Европы в Россию, описывал свои чувства так: «Словно я всунул ноги в свои старые домашние шлепанцы». Всунуть ноги в старые шлепанцы… В самом деле, прекрасные слова, ведь люди живут именно так. Если бы этот мир не был привычен, то они чувствовали бы себя словно выращенный в подвале и брошенный на площади Каспар Хаузер ^[6].

Однако Профессор устал быть Каспаром Хаузером, заключенным в рамки обыденного выхолощенного мира, который кто-то бы назвал «счастье», он был готов отказаться от надоевшего ему чувства безопасности. Ради этого необходимо было войти в состояние метанойи. Каждый в один из моментов своей жизни должен достичь своей метанойи.

Под влиянием золпидема его глаза начали слипаться, со слегка замутненным рассудком он двинулся в спальню. В сумрачной комнате Айсель, как всегда, спала спокойно и беззвучно. Одну ногу она закинула поверх одеяла.

Профессор проскользнул в постель, положил голову на подушку, и его затуманенному сознанию, уже готовому погрузиться в сон, явилось видение: бескрайнее море и два молодых человека. Он сам остается на берегу, а его друг Хидает уплывает в Александрию, чтобы увидеть город Кавафиса ^[7], – и вот уже раскрытый парус, как мечта, растворился в горизонте.

Интересно, смог ли он добраться до Александрии? Или пристал к какому-либо берегу посреди пути, застрял там и изменил свою жизнь? Возможно, ветры Зевса, иногда дующие в противоположную сторону, поглотили бы парусник его надежд, кто знает!

Бормоча: «Прощай, Хидает!», с мыслью о том, что бойся – не бойся, но твоя участь предрешена – двигаться прямиком к смерти, он провалился в тревожный сон.

На расстоянии 1400 километров восточнее от Профессора и 100 километров от Мерьем, на военном посту, расположенном на заснеженной вершине в предгорьях Габара, сладко дрожа, проснулся Джемаль.