Тина развесила полотенца сушиться и села за стол. Я возился на кухне, заваривая чай «Ред лейбл» в пакетиках, который обнаружил в буфете. Вокруг головы, выписывая спирали, жужжало несколько мух. В раковине высились горой грязные тарелки с завтрака: клякса масла, полумесяц хлебной корки. На столе кто-то забыл несколько монет, небрежно завернутых в смятые пять евро. Карман у шорт Эндрю был неглубоким, и я сунул монеты и бумажку в пачку сигарет, а ее закатал, на манер Джеймса Дина, в рукав футболки.
Принес на подносе чай.
– О! Чудесно! Будешь хозяюшкой? – пошутила Тина.
Я разлил чай, она сделала глоток и продолжила:
– Блаженство! Просто удивительно, как горячее может так освежать!
Теперь я часто думаю о Тине. От нее исходило тепло. Она была необыкновенной, совсем не пара для Эндрю. Могла бы достичь любых высот, если бы следовала своим желаниям, если бы сбросила с себя его ярмо… Мне она всегда нравилась. Наверное, все вышло бы иначе, женись я на женщине вроде нее.
В следующую секунду она высвободила волосы из льняного платка, который стягивал их сзади. Они вырвались на свободу, пружиня вокруг лица, точно золотисто-каштановый венец. Причесала пятерней и, смущенно смеясь, заправила за уши.
– Тебе надо их отрастить, – улыбнулся я и на мгновение представил, как надо мной поднимается ее нагое тело. Увидел полузакрытые карие глаза и свободно качающиеся полные груди, которые она так любит прятать.
Она вспыхнула, как будто прочитала мои мысли, и пробормотала:
– Эндрю нравится, чтобы коротко. Легче ухаживать. И в моем возрасте…
– Каком еще возрасте?! – произнес я так ласково, как только мог.
– О Пол, не заигрывай! После климакса я все это бросила.
Я поднял брови.
– Это был ранний климакс, – добавила она с легкой улыбкой. – И я достаточно тщеславна, чтобы это подчеркнуть.
Я улыбнулся в ответ и спустя несколько секунд спросил про живопись. Не хочется рисовать почаще? Тина задумалась.
– У меня нет особого таланта.
– Картины в кухне – просто замечательные! – солгал я.
– Раньше было больше времени, в молодости, до детей…
Поговорили о ее прошлой работе, о том, как она оставила Сити ради более гармоничного сочетания между работой и семьей, о трудностях воспитания детей и том, как сложно быть хорошей мамой. Она волнуется за них обоих – конечно, волнуется. Магазин стал отличным компромиссом и принес удовлетворение. Она в восторге от новой партии пряжи, получает почти чувственное удовольствие, раскладывая мотки по цветам и текстуре. Сведение счетов, как ни странно, оказалось на удивление приятным занятием, а благодарный покупатель скрашивает тяжелый день.
Я слушал ее с удовольствием, тронутый той очевидной радостью, которую она получала от работы. И обнаружил, что мне в самом деле интересно, что она говорит. Вопросы сыпались сами собой. Дает ли она рекламу? Как привлекает покупателей?
– Молва.
– И работает?
– Обычно – да. А если нет, мы заарканиваем их клубками кашмерино аран.
Кто приглядывает за делами в ее отсутствие? Повесила в витрине объявление о ежегодных каникулах. Нет, это не означает автоматически потерю покупателей, шерсть – сезонный товар.
– Люди вяжут зимой и играют в теннис летом.
Я рассмеялся.
– Кажется, мы с тобой вращаемся в разных кругах.
Она посмотрела на меня, и снова в ее взгляде была почти нежность.
– Видимо, так.
Теперь, когда я напомнил ей о работе, она начала думать вслух о том, что надо сделать: повторные заказы, поиск хорошего веб-дизайнера, определение дат начала курсов. В этом году они запускают «Кружок для начинающих», «Основы вязания крючком» и «Цветная вязка спицами».
– Собственно говоря, – она глотнула чай и негромко решительно хлопнула в ладоши, – пока никого нет, надо проверить почту!
Ушла в дом, оставив меня в одиночестве. Сумки из машины все еще стояли на земле, где она их бросила. Я порылся в поисках телефона. Связь на террасе была ужасной. Обошел дом и оказался на переднем дворе. Самый сильный сигнал, три деления, был на противоположном конце. Я прислонился к двери хозяйственной постройки, чтобы написать Алексу сообщение, которое мысленно сочинял еще в машине.
Выходило неудобно. С его возвращения из Нью-Йорка мы виделись всего раз. Он и его бойфренд Зак пригласили меня на ужин, и опыт получился болезненный. Алекс приготовил ризотто из ячменя, полбы и кудрявой капусты, на удивление вкусное, и разговоров только и было, что о новой работе Алекса в Лондонском симфоническом, последней бизнес-идее Зака, бикрам-йоге и их планах ремонта в ванной. Я надеялся, что вернулись они временно. Однако, сидя в качестве гостя на диване с Персефоной, которая топталась у меня на коленях, понял, что ошибался.
Вскоре Алекс пригласил меня на кофе, а потом – на концерт. Ни для того, ни для другого я времени не нашел. Оглядываясь назад, подозреваю, что, раз перспектива караулить квартиру отпала, я утратил к дружбе интерес. Но Алекс был единственной ниточкой, связывающей меня с некоторыми аспектами прошлого. Я набрал сообщение:
Здоро́во! Прости, что пропал, – работы невпроворот. Пара? Во-первых: помнишь Флорри, сестру Эндрю Хопкинса? Младше нас на два года. Слышал, что она умерла?
Отправлено. Немного подождал. Не отвечает. От скуки заглянул в заляпанное стекло верхней половины дверей сарая. Внутри, за паучьим вязанием, возвышалась машина. «Гермес». Я помедлил секунду, тронул ручку. Удивился, что она не заржавела и легко поворачивается.
Вошел. Дверь на тугой пружине ту же захлопнулась. Внутри пахло маслом, нагретой пластмассой и прелой землей. Было темно; тусклая полоска стекла под крышей пропускала серый свет. У противоположной стены на полках стояли мешки с цементом, помятые банки с краской, несколько грязных пластмассовых емкостей. Сама машина, белая «Тойота», оказалась уродливой и ржавой. Совершенно непонятно, зачем Элис вообще с ней возится. Она стояла носом к стене, как будто стыдясь сама себя. Я прикинул, когда на ней последний раз ездили. Черт знает, сколько лет прошло.
Теперь, когда я оказался здесь, в сознании зашевелилась червячком смутная мысль. Возможно, дело в каком-то пустяке – что-нибудь с водой или маслом. Я не раз видел, как отец менял их в стареньком «моррисе». Отвинчивание, бульк, завинчивание. Померить, вытереть штырь, снова померить. Картинка расцвечивалась: моя репутация крутого парня восстановлена, Элис в восторге бросается мне на шею, остальные невольно проникаются уважением…
Чтобы добраться до капота, надо было зайти глубже. Между машиной и стеной места оставалось немного, только-только протиснуться, но на стене лежал слой пыли, и пролезть, не запачкавшись, было невозможно. Я брезгливо помедлил. И тут завибрировал телефон. Сообщение от Алекса.