Солдат императора - читать онлайн книгу. Автор: Клим Жуков cтр.№ 95

– Я тебе жизнью обязан, так что ты – особая статья. И потом… ты же в армии фигура легендарная. Ну почти. Приятель Фрундсберга, при Павии самого Валуа захомутал, говорят. Это, кстати, правда? Да и про свадьбу, я ведь вполне серьезно напрашиваюсь, – показавший дно кувшин удален, его место на дионисийском жертвеннике занимает новый.

– Скажешь тоже «приятель»! Знаешь сколько вокруг Георга таких «приятелей» терлось? Адам – настоящим его другом был, хоть они и лаялись постоянно. А я так… опосредованный собутыльник. Про Валуа – всё точно. До сих пор награду за молчание пропиваю, ха-ха-ха. А насчёт свадьбы… я бы рад… честно… Скажи, я тебе врал хоть раз? Нет. И сейчас не намерен. Я очень далеко уезжаю. Очень. Ты ко мне домой за три тысячи лет не доберешься на самом быстром коне и под самым полным парусом. В Дрездене я никогда не был. А мать-отец живы, дай Бог здоровья, но живут они не в Саксонии. Где? Я боюсь, что даже объяснить толком не смогу, этих мест на картах нету. Я не пытаюсь интересничать, я правду говорю, пойми. – Разум хмелен домашним теплом, с ним в сравнении вино – водичка, я несу лишнее, но ничего не могу поделать.

– Говоришь правду, да видно не всю, ну и ладно. Тебе виднее. Я страшно рад, что ты приехал, – рубиновые брызги стекают по желтоватому стеклу бокалов.

– Точно, не всю. Не могу. Это секрет. Да не мой в придачу. Жан, если бы я мог… выписал бы тебе бессрочную визу на родину. Тебе бы понравилось. Какое там небо, какие женщины, хотя все необходимые женщины у тебя уже есть. Скажу только, что не позже июля следующего года я уеду. Исчезну. Как ни грустно, навсегда, – ладонь греет стенки бокала, желтые свечи ломают свет в благородной темноте красной жидкости.

– Во загнул. Но, Пауль, ты взрослый мужчина, если молчишь, значит так надо. Ха, а что там с небом у вас? Какое оно? – скрипит старый дом, ветер гуляет в дымоходе, мысли летают от головы к сердцу и обратно.

– Зелёное! Ха-ха-ха! Устал я очень. Давай по последней и в койки? – Текучая червлень сбегает в глотки, и мы уползаем навстречу утру.

Утро, новый день, новая жизнь. Как я надеялся на ближайший год.

Семья Жана Артевельде проживала в солидном доме – не доме, скорее, особняке, от которого за пять минут можно было дойти до замечательно красивой Синт-Якобскирк, в смысле, церкви во имя Святого Якова.

Это если двигаться на север. А если на запад, то через пятнадцать минут неспешного шага мимо плыли воздушные контрфорсы кафедрального собора и тебя встречал основательная трапеция центральной площади Гроте-маркт, ограниченная гильдийными домами, жилищами знатных горожан и строящейся ратушей.

Гроте-маркт, как легко догадаться, значит «гроссе маркт», то есть большой рынок, что вполне соответствует её изначальной функции.

Еще дальше стоял замок Стин, вроде как наш «штайн», то есть – камень. Недавно его обновили по последней моде, рожденной пушками и ядрами, а никак не штурмовыми лестницами и рыцарскими мечами.

Ну а за ним текла судоходная Шельда, давшая городу жизнь и процветание.

По доброй традиции первый этаж дома занимала «контора», где трудился Жан и его помощники. На втором и третьем – жили мы.

Просто так жить я не собирался, хотя трех сотен талеров мне бы хватило на год за глаза. Устраивать фехтовальное предприятие было неразумно, ибо я в скором времени засобираюсь.

Чтобы не загнить я помогал Жану с его мушкетно-аркебузным парком, а также гонял Филиппа до седьмого пота на дворе. И себя заодно. Жан смотрел-смотрел, не выдержал, и тоже принялся «трясти стариной».

Я купил отличные рейнские тренировочные дюсаки ^[83], шпаги и мечи «бастарды» с полукруглыми концами и тупыми кромками. И началось. Ну люблю я это дело, да и привычка. Филиппа, правда, ваш покорный слуга до «бастардов» допускал ограниченно, ибо юношеский костяк не был готов еще к свирепым нагрузкам длинного железа.

Местные умельцы, конечно, на такие условности плевали и запросто приучали к двуручному оружию лет с десяти, но я не так воспитан. Постепенность нагрузок – вот залог успеха в фехтовании. А то и не научишься ничему и покалечишься. Оно надо?

Вечерами я тетешкался с Сибиллой.

До чего чудная девочка! Хоть и баловная.

Постепенно сказки из меня посыпались, как из дырявого мешка. Разобрался в механике образования и врать стал очень ловко и увлекательно. Ребенку же счастье! И для загрубевшей почвы пустынного мужского сердца не без пользы. Расцвело оно оазисами, честное слово. Даже угрюмый матершинник Рихард Попиус превратился во вполне обаятельное существо, не без вредности, но все же. Вот бы он удивился!

Франсуаза ван Артевельде все мне прощала за Сибиллу.

Я и сам к ней привязался сверх всякой меры. Никогда не мог вообразить, что буду так носиться с дитём, да еще не своим. Словом, поселился в доме на правах того противного серого котяры, что столовался у меня в Любеке в награду за любовь к верному моему коню.

Конь, кстати, помер. Двадцать лет – срок для скотины, пусть даже акселерированной. Да и получил он от жизни и в хвост и в гриву свою черную. Из каких передряг мы вместе выезжали, не передать. Даже я чуть живой остался. Вот сердечко и не выдержало.

Похоронили мы его с Жаном в лесу за городской чертой.

Мы – пехота, нам далеко до той привязанности, что испытывают к лошадям кавалеристы. Но все же, все же. Я вполне искренне всплакнул и лично высек на камне: «здесь лежит конь по имени Дым».

А когда крошка Сибилла, которая успела покататься на его крепкой спине, сквозь рыдания спросила: «Дядя Пауль, правда Дымок попал в рай для коней?», я с трудом сдержал повторный заряд слез, честное слово.

Сколько мы лошадок забили и сожрали в походах? Сколько приняли на пики и порубали алебардами на поле при Павии? Никогда ничего внутри не шевелилось, а тут… Старый товарищ, что поделаешь.

Ну а Дыму суждено было поселиться в вечерних сказках.

Торжество протестантской торговли происходило у меня на глазах.

Труждаясь на нивах, Жан превращался в страшного скупердяя, прижимистого скрягу и беспощадного дельца. Так и надо, наверное. Мне это всё было чуждо. Магия дебета-кредита не возбуждала в душе священного трепета, а без этого служить Гермесу запрещается.

Ведь каждая работа в идеале должна быть служением, или можно такого напороть! Жизнь по-разному складывается, но общее направление такое. Я готовился стать жрецом Клио, а попутно загремел в марсовы жертвователи, как бы сказали древние греки- римляне.

У Жана я трудился по смежной профессии в храме вечной конкурентки Ареса Афины. Когда я озвучил свои соображения хозяину предприятия, он долго смеялся.