Красный. История цвета - читать онлайн книгу. Автор: Мишель Пастуро cтр.№ 22

На исходе Средневековья и в раннее Новое время символическим атрибутом любви могли быть также красные плоды и ягоды, особенно вишни. У робкого человека была возможность признаться в любви, не прибегая к словам: для этого достаточно было подарить вишни; они символизируют юность и весну; "время вишен" — это время любви. Яблоко, осенний плод, не всегда бывает красным, но может играть такую же роль, если его дарит мужчина. А вот если его дарит женщина, оно часто оказывается отравленным: как известно, запретный плод, ставший причиной грехопадения, Адаму протянула Ева. Еще один плод, винная ягода, или инжир, правда, не красного, но фиолетового цвета, имеет четко выраженную эротическую коннотацию и внешне напоминает половой орган женщины. А груша, вне зависимости от цвета, может напоминать мужской половой орган. Доказательства этого нетрудно найти в лексике французского языка и в более позднее время — еще в середине XIX века про эксгибициониста говорили: "сегодня он опять показал свою грушу" (не подумайте, что лицо…) ^[120].

Однако в Средние века красный цвет не всегда ассоциируется с плотским вожделением; подобно синему — цвету нежности и супружеской верности — он может означать и более возвышенные, почти романтические чувства (если позволительно употребить такой термин по отношению к феодальной эпохе). В этом контексте красный выступает в сочетании с белым. Замечательный пример мы находим опять-таки в "Сказании о Граале" Кретьена де Труа, в одном из самых знаменитых эпизодов во всей средневековой литературе. Однажды печальный и одинокий Персеваль едет по заснеженной равнине и останавливается, увидев три капли крови: их уронила гусыня, раненная соколом в шею. Красная кровь на белом снегу напоминает ему о свежем, румяном лице его возлюбленной Бланшфлер, которую он оставил, чтобы отправиться на поиски приключений. Это воспоминание погружает Персеваля в глубокую грусть, и никому из спутников не удается его утешить ^[121].

Здесь красное встречается с белым: никакой другой цветовой контраст не может так взволновать чувства средневекового человека.

Синий против красного

Долгие века, даже тысячелетия, красный был любимейшим из цветов, его воспевали, им восхищались, он был вне конкуренции. И вдруг, в середине XII века, когда красный находится в зените славы, у него появляется неожиданный соперник — синий. В древности римляне не любили этот цвет, считая его варварским, а в период раннего Средневековья его почти не замечали. Конечно, иногда его можно было увидеть, в том числе и на одежде, но он не играл сколько-нибудь значительной роли ни в общественной жизни, ни в искусстве, ни в религиозных обрядах, ни в символике.

А потом положение начинает меняться: в период с середины XII по первые десятилетия XIII века происходит переоценка синего, его значимость быстро растет и в количественном, и в качественном плане. Он становится модным цветом, сначала в изобразительном искусстве, затем в одежде придворных и повседневной жизни при княжеских дворах. Синий занимает все больше места в живописи по эмали и на церковных витражах, заполняет книжные миниатюры, становится цветом гербового щита на гербах короля Франции и короля Артура. Интересно проследить за эволюцией названия синего в романских языках: если прежде классическая латынь с трудом могла подобрать название для этого цвета, то теперь, когда он вошел в моду, его обозначают сразу два слова нелатинского происхождения: одно — производное от германского blau (по-французски bleu), другое происходит от арабского lazurd (французское azur). Роль синего во всех областях жизни общества, в искусстве и религии медленно, но верно возрастает, и в конце концов он начинает составлять конкуренцию красному, который до сих пор считался важнейшим и красивейшим из цветов.

Историку в данном случае важно понять, что стало стимулом для этих перемен: прогресс в области пигментов и красителей, позволивший красильщикам получать более привлекательные оттенки синего, или же новые идеологические запросы, вызвавшие интерес общества к этому цвету и заставившие ремесленников искать новаторские методы. Почему красильщики Западной Европы веками не могли создать яркие, насыщенные, сияющие синие тона, которые бы глубоко пропитывали волокна ткани, — хотя успешно справлялись с этим при окрашивании в красное, — а потом решили все проблемы в течение жизни двух или трех поколений? Где искать ответ? В химии красок или в новом социальном и символическом статусе синего? И как зародилась мода на прежде никому не интересный цвет?

При тщательном исследовании складывается впечатление, что все началось с новых теологических и идеологических установок, а за ними последовали сдвиги в химии и в экономике. Веским доказательством этого может служить пример Пресвятой Девы, первой "важной особы" в Западной Европе, которая на изображениях стала появляться в синем и голубом. До XI века Деву Марию изображали в одежде любого цвета, но оттенок, как правило, был темный: это мог быть черный, серый, коричневый, фиолетовый, темно-синий или темно-зеленый. Главное, чтобы цвет ее одежды наводил на мысль о скорби: ведь она носит траур по Сыну, умершему на кресте ^[122]. Однако начиная с XI века доля мрачных тонов становится все меньше, и в конце концов в качестве траурного выступает один-единственный цвет: синий. Вдобавок этот синий постепенно светлеет, делается привлекательнее: раньше он был тусклым и угрюмым, а теперь он яркий, прозрачный, насыщенный. В эти годы мастера витражей создают знаменитую синюю краску (на основе кобальта), которую Сугерий, настоятель аббатства Сен-Дени, за огромные деньги приобретает у них для реконструкции своего главного храма и которая через несколько лет будет использована для витражей Шартрского собора ^[123]. Между тем на миниатюрах художники начинают систематически окрашивать небо в синий цвет: раньше так бывало далеко не всегда.