Черный клановец. Поразительная история чернокожего детектива, вступившего в Ку-клукс-клан - читать онлайн книгу. Автор: Рон Сталлворт cтр.№ 35

Участники акции совершенно игнорировали бессмысленную жестокость этого преступления и его последствия для молодой вдовы и девочки, оставшейся без отца. По их понятиям, жертвой был пятнадцатилетний убийца.

В тот же день примерно двадцать пять клановцев — одни в рясах, другие в футболках с надписью ККК БЕЛАЯ СИЛА — пикетировали Баптистскую церковь, пока доктор Абернати читал проповедь в поддержку протестующих. Среди клановцев были Фред Уилкенс, Джозеф Стюарт и Тим.

Я находился в церкви, потому что мой начальник получил предупреждение об угрозах доктору Абернати, предположительно от имени Клана. Начальник приказал мне оставаться с доктором и охранять его, пока он не покинет город. Таким образом, за три месяца я успел побывать телохранителем Великого Магистра Ку-Клукс-Клана и предводителя движения за гражданские права, непримиримого противника Клана.

После церковной службы я представился доктору Абернати (что было для меня великой честью) и объяснил цель своего присутствия. Он был очень вежлив и любезен, подлинный южный джентльмен (интересно отметить, что он преподавал в Университете штата Алабама, и у него училась моя теща, хотя в то время я этого еще не знал). Он поблагодарил меня за потраченное время и заботу о его благополучии.

Церковные прихожане были настроены прямо противоположно. Я слышал, как священник негромко сказал кому-то ехидным тоном, что я наверно считаю себя героем «Старски и Хатча» ^[38], ссылаясь на популярный в те годы полицейский телесериал и намекая на мою одежду (джинсы, рубашка и полукеды, как у героев сериала). В то время люди не доверяли служащим уголовного правосудия. Они смотрели с неодобрением на мое присутствие среди них, рядом с доктором Абернати, и явно не хотели, чтобы какой-то полицейский вмешивался в их дела.

Прихожане планировали устроить в тот же день демонстрацию протеста во дворе здания суда, где находился офис окружного прокурора. А пока доктора Абернати отвезли в отель, чтобы он мог отдохнуть. Я оставался с ним в номере и два-три часа разговаривал с этой живой легендой движения за гражданские права. Я был охвачен благоговением, находясь рядом с ним после того, как столько раз видел его в новостях, в газетах и по телевизору. Я гордился тем, что мне поручена честь охранять его.

Хотя доктор Абернати очень устал (он снял туфли и вытянулся на двухместном диванчике), он великодушно отвечал на мои расспросы о своем участии в движении за гражданские права, об отношениях с доктором Кингом, о том, сколько им пришлось вытерпеть от KKK. Он родился и вырос на Юге под непрестанной угрозой смерти или наказания со стороны свихнувшихся на расовом вопросе белых. Он пережил не одно покушение и был рядом со своим лучшим другом и ближайшим соратником доктором Кингом, когда того застрелили на балконе мотеля в Мемфисе. Этот человек знал смерть в лицо и не боялся угроз террористов в белых рясах с капюшонами.

Мое благоговение объяснялось не только возможностью побыть с ним наедине и послушать его рассказы о тех событиях. Доктор Абернати был, без всякого преувеличения, выдающейся личностью, и, слушая живую историю своей юности от одного из тех людей, кто создавал ее, я испытывал к нему глубокое почтение. При этом я не мог не думать, что рядом с ним я косвенным образом ощущаю присутствие самого доктора Кинга. Доктор Абернати разделял с ним практически все события своей взрослой жизни со времен автобусного бойкота 1955—56 годов в Монтгомери, Алабама.

Воспользовавшись паузой в его воспоминаниях, я спросил доктора, известна ли ему история, стоявшая за акцией протеста против окружного прокурора. Он сказал, что, по его сведениям, окружной прокурор несправедливо осудил пятнадцатилетнего черного парнишку за убийство белого человека и с ним обошлись более сурово, чем если бы такое же преступление совершил белый подросток.

Тогда я решился нарушить профессиональный протокол и сделал то, чего не положено делать человеку, охраняющему высокопоставленное лицо: я выразил свое личное отношение к ситуации. Церковные меценаты лгали доктору Абернати, и я чувствовал себя обязанным сказать правду этому честному, доброму, порядочному человеку и живой легенде всего черного сообщества.

Я рассказал ему о деле во всех подробностях, которые священник и церковные прихожане лукаво утаили, преследуя свои цели. Я упомянул, что убитый был отцом маленькой девочки, ни в чем не виноватым и даже не знакомым со своим пятнадцатилетним убийцей. Доктора Абернати удивила и возмутила причина преступления — подросток просто захотел узнать, что чувствуешь, когда убиваешь человека, и выбрал случайную жертву. Он сознался в этом добровольно и не думал отказываться от своих слов. Я также подчеркнул, что его жертвой запросто мог стать и цветной человек, и тогда церковная община вряд ли стала бы выражать недовольство окружному прокурору по поводу предвзятого отношения к убийце.

Я решился нарушить профессиональный протокол и сделал то, чего не положено делать человеку, охраняющему высокопоставленное лицо: я выразил свое личное отношение к ситуации.

И наконец, я сказал доктору Абернати, что несчастный убитый был простым и честным человеком, который старался обеспечить свою семью, трудясь в жаре и грязи на низкооплачиваемой работе, и имел несчастье оказаться на пути юного злодея, которому взбрело в голову утолить свою кровожадность. Раса здесь не играла никакой роли.

Доктор Абернати, выслушав меня, изменился в лице. Я видел смущение и даже злобу в его глазах. Он понял, что церковные меценаты просто надули его, что весь этот спектакль был устроен, чтобы заручиться его именем для вендетты против окружного прокурора. Теперь он пытался сообразить, как ему выйти из этой ситуации, не опозорившись. Дело зашло далеко, учитывая общественный резонанс от его присутствия в церкви. Доктор Абернати уже не мог полулежать на диванчике; он уселся прямо, всем своим видом выражая озабоченность. Мне он сказал только одно:

— Это сильно меняет положение вещей, не так ли?

— Пожалуй, что так, сэр, — ответил я. — По крайней мере, для меня.

В это время в комнату вошел священник, чтобы отправиться с доктором к зданию суда на демонстрацию. Я наблюдал, как они, стоя лицом к лицу, горячо обсуждали что-то. Они говорили полушепотом, так что я не слышал слов, но жестикуляция и мимика были весьма выразительны. Доктор Абернати рубил руками воздух и несколько раз оглядывался на меня и указывал в мою сторону. Священник, напротив, явно пытался оправдаться и успокоить его, бросая на меня взгляды, в которых читалось, что Дух Господень не почиет на мне.

Сыграло ли свою роль то, что я сказал доктору Абернати? Поменяло ли это его отношение к миссии в Колорадо-Спрингс? Я никогда не узнаю этого наверняка, поскольку мы с ним больше не говорили об этом и священник не касался этого вопроса ни во время пребывания доктора в городе, ни после. Священник был знаком со мной через мою тетю, состоявшую в уставном фонде его церкви. Она же не разговаривала со мной некоторое время, после того как я сказал ей, что ее церковь солгала доктору Абернати и вся их акция протеста была фарсом, использовавшим его имя для общественного резонанса.