– Еще блинчик не хотите? Моя мама очень вкусно печет блины, не правда ли? А сказать – конечно. Обязательно. Это ж патриотическое дело… Правда, учительница, которая не смогла предотвратить срыв урока, выглядит не очень хорошо. Тем более молодой специалист… Скоро вся школа – да что там – весь район! – заговорит о том, как дети на уроке алгебры ели блины вместе с учительницей… Вы угощайтесь, Серафима Ильинична, угощайтесь. И обязательно скажите.
Я достал телефон и щелкнул, как Серафима ест блины.
– На память, – улыбнулся я.
Все тоже достали свои телефоны, но я остановил порыв:
– Ребят, не надо. Социальные сети должны остаться в неведении об этом событии, а то мы поставим нашу учительницу в неловкое положение.
Я посмотрел на Серафиму.
Сметана стекала у нее по подбородку тонкой струйкой.
Я понял, что она никому ничего не скажет.
Все получилось. Я победил.
– Классно ты все придумал, – Ира как бы случайно дотронулась до моего рукава.
Обожаю такие случайности!
Я посмотрел ей прямо в глаза:
– Мне очень хотелось, чтобы тебе понравилось. Очень.
Ира не отвела взгляд:
– А с любовью всей жизни когда будешь знакомить?
– Завтра. Я за базар отвечаю.
Ира резко отвернулась и села на свое место.
Ее реакция мне очень понравилась.
Все шло хорошо. Правильно все шло.
Как и должно идти у победителя.
_______________________________________________
Мы сидели с Ольгой на кухне и делали вид, что ужинаем вместе.
Я думал про свое.
Оля доказывала мне необходимость покупки аквариума, потому что, видишь ли, кто-то, кому она доверяет абсолютно, объяснил ей, что аквариум… какая-то там энергия… что-то там еще…
В общем, бабский бред, как всегда. И ладно. Не спорить же!
Я кивал, вроде как соглашался. И даже что-то такое говорил, думая при этом про свое.
Я научился так говорить с Олей.
Должен сказать: это умение – думать про свое, но при этом согласно кивать, – очень облегчает семейную жизнь.
А думал я, надо сказать, про абстрактное, но почему-то для меня интересное.
Вот все бегают, ищут национальную идею. Придурки.
Русская национальная идея выражена в произведении Гоголя «Мертвые души». Или в произведении Пушкина «Пиковая дама». Или в произведении Достоевского «Игрок». И даже в произведении Булгакова «Мастер и Маргарита», если захотеть ее найти. Да, в сущности, во всех великих произведениях русской литературы идея эта выражена, если вчитаться и вдуматься.
Идея незамысловата, но действенна. Звучит примерно так: обмани (интеллигентно говоря, материться не люблю) другого, чтобы заработать самому. Вот и все.
Так и живет страна много-много лет, даже веков.
Не заработать, не создать, не придумать мы стремимся, а именно – как же трудно не использовать здесь матерное слово! – обмануть.
И «Мертвые души» про это. И «Пиковая дама». И все эти критики дебильные в «Мастере» – они почему хорошо живут? Потому что удалось обмануть всех, их фигню печатают – они процветают.
Самый богатый человек в мире, Билл Гейтс, придумал Майкрософт. Самый богатый человек в России – кто сейчас, не важно, – обманув всех, первым подбежал к нефтяной трубе.
Я видел кино про Стива Джобса, который даже Билла Гейтса обошел по деньгам. Как он там пробивал свою идею. Хороший фильм. Там про государство вообще ничего не сказано.
Придумал человек и – вперед! Государство не помогает, но и не мешает… Точнее, помогает тем, что не мешает.
А у нас? Все эти чиновники, которые были всегда, при всех режимах – они зачем? Случайно, что ли, над ними все время насмехаются, а победить не могут? Никто. Ни царь, ни советская власть, ни нынешние правители…
Случайно они так живучи?
Да нет, конечно.
Просто, если есть идея – то должен быть и ее символ. Это чиновник, который по законам этой самой идеи и живет: не надо ничего придумывать и строить, обмани других – тогда разбогатеешь.
Чиновники – это не зло, а естественная часть России. Как снег и гололед. Тоже ведь – неприятно, а куда это все денешь?
Вот я почему обрадовался, что у нас премьера завтра?
Потому что премьера – это такой театральный праздник, на котором все заняты. И директор наш в том числе. Почти наверняка ко мне в студию не зайдет.
К тому же у нас так поставлено дело, что провести человека в театр – если ты, конечно, не артист народный, а простой звукорежиссер, – ты можешь, только заказав пропуск в приемной директора. А там – надо объяснять, кто да зачем.
А вот когда премьера – ничего объяснять не надо, да тебя даже никто спрашивать не будет – премьера ведь!
Это все что означает? Что закажу я пропуск Ирине Стук и ее директору Валовой.
А потом в студии театра сделаю запись этой никому не нужной певицы и заработаю деньги лично. Оборудование театральное, а деньги мои. Так вот я реализую национальную идею.
Театр не обеднеет – я разбогатею. Так мы, русские, и живем. И всем хорошо.
Ну, а если даже – что вряд ли – директор все-таки ко мне заглянет, например, чтобы показать своим гостям, как у нас ладно все устроено в звуковой студии, так я объясню ему: вот, мол, гости пришли на премьеру, показываю, как у нас в театре все чудесно и по-современному.
В разгар Олиного монолога и моих радостных размышлений пришел Сережка, сказал:
– Мам, американцам очень понравились твои блины.
Поцеловал ее, пожал мне руку и пошел к себе в комнату слушать свои дурацкие гаджеты.
Какие американцы? Какие блины?
Не важно.
– Так купим аквариум? У Сережки вон стоит – он говорит, помогает.
– Обязательно купим, – ответил я. – Вот подзаработаю чуток и купим.
Оля подошла и поцеловала меня. Как ей казалось, нежно.
Для того ли я заработаю эти Стукины деньги, чтобы покупать какой-то дурацкий аквариум?
Да нет, конечно.
Я не стану аквариум покупать.
Ольга про него скоро забудет, как уже бывало не раз. Просто забудет и все.
Я знаю, что будет именно так.
И Ольга знает, что никак по-другому не будет.
И Ольга целует меня, как ей кажется, нежно.
И я улыбаюсь ей, как ей кажется, по-доброму.
И мы оба понимаем, что мы врем.
И она идет к своему любимому дивану.