Главная тайна горлана-главаря. Взошедший сам - читать онлайн книгу. Автор: Эдуард Филатьев cтр.№ 22

Л.Ю. и О. М. Брики, Р. О. Якобсон, В. В. Маяковский. Бад-Флинсберг, Германия, 1923.

То, что Якобсон вполне мог быть чекистским агентом, засланным в Чехословакию, чтобы основательно там закрепиться, мы уже говорили. Его встречи с Бриками напоминают контакты со связными, которые привезли новые распоряжения центра.

А между тем Роман Осипович сильно тосковал тогда в чужой стране. Янгфельдт свидетельствует:

«Якобсону было двадцать шесть лет, два года он прожил в Праге. Но он был несчастным и пил, что, однако, не влияло на его интеллект и работоспособность».

Этот запой вполне мог быть следствием того, что Якобсону безумно надоело его подпольное положение, но он ничего не мог поделать – ГПУ своих агентов умело держать в повиновении крепко.

Янгфельдт, правда, выдвинул ещё одно объяснение пристрастия к алкоголю:

«Одной из причин, заставлявших Якобсона пить, была его неугасимая любовь к Эльзе…

К своему разочарованию, он смог убедиться, что в Эльзу влюблён не он один. Ухаживавший за Эльзой ещё в России Виктор Шкловский в Берлине страстно влюбился в неё. Он был беден, носил единственную манишку, которую стирал каждый вечер и «гладил», закрепляя мокрой на гостиничном зеркале, – чтобы сэкономить деньги на цветы Эльзе. Каждое утро, когда она выходила из комнаты в пансионе, на её туфлях, выставленных для чистильщика, лежал новый букет».

Как видим, в этой компании путешествующих по зарубежным странам появилась и Эльза Триоле, которая наверняка тоже была агентессой ВЧК-ГПУ.

В самом деле, ведь Эльза жила в Париже одна, нигде не работала. Возникает вопрос: на что же она существовала? Не на такие же точно средства, какие позволили ей и её матери безбедно прожить четыре месяца в Стокгольме в 1918 году? Практически всякий раз, когда за границу отправлялась Лили Брик, к ней приезжала и Эльза (то в Берлин, то в Лондон). Откуда брала на это деньги Эльза Юрьевна?

Да и Виктор Шкловский с его подозрительно странным бегством из России, тоже даёт основания предположить, что этот «побег» был организован (или подсказан ему) чекистами.

Как бы там ни было, но, находясь за рубежом, Шкловский написал книгу «Zoo или Письма не о любви», которая заканчивалась обращением во ВЦИК с просьбой разрешить ему вернуться на родину. Осип Брик прокомментировал это обращение так:

«Витя странный человек. Он не научился грамматике – не знает, что есть слова неодушевлённого рода, и что ВЦИК – имя неодушевлённое. У неодушевлённых предметов чувства юмора нет, так что с ВЦИКом шутить нельзя».

Но вернёмся на курорт Бад-Флинсберг. Роман Якобсон впоследствии вспоминал, чем занимался там Владимир Маяковский:

«…обыгрывал в карты какого-то богача-эмигранта, который вывез из Сибири колоссальное количество платины».

Закончив поправлять здоровье на этом курорте, Брики и Маяковский отправились в другое место отдыха.

Бенгт Янгфельдт охарактеризовал место отдыха Маяковского и Бриков как…

«…курорт Нордерней, расположенный на одном из Фарерских островов у немецкого побережья Северного моря. Там к ним присоединился Виктор Шкловский и Эльза из Берлина, а также приехавшая из Лондона Елена Юльевна».

У Аркадия Ваксберга толкование немного другое:

«Три недели полуотдыха, полулежания имели ещё более счастливое продолжение в течение всего августа, который Брики и Маяковский провели на острове Нордернее – популярном балтийском курорте на границе Германии и Голландии».

Об отдыхе на этом чудном острове Янгфельдт написал:

«Днём они купались, ловили крабов и загорали. ‹…› По вечерам они ходили в рестораны. Лили и Эльза, как всегда, танцевали до поздней ночи, но с другими кавалерами, поскольку ни Шкловский, ни Маяковский не любили и не умели танцевать».

Василий Васильевич Катанян это описание продолжил:

«Они часами лежали на пляже, покупали у рыбаков свежекопчёную рыбу, совершали морские прогулки на небольших пароходиках, и Маяковский был совсем послушный – никаких карт и застолий».

Ваксберг добавил:

«Погода была превосходной, море тёплым, песчаный пляж идеальным, дюны исключительно живописны. Давно уже все, кто собрался тогда на острове, не испытывали такой безмятежности и такого блаженства».

На что это похоже? На времяпровождение хорошо обеспеченных, а потому беспечно-беззаботных людей.

О том, выступал ли где-либо Маяковский с чтением стихов, поднимая престиж своей рабоче-крестьянской державы, Александр Михайлов пишет, что у него было…

«Одно, кажется, выступление в здании торгпредства и всё».

Получается, что поэт (с дипломатическим паспортом!) поехал на два с половиной месяца за рубеж только для того, чтобы всего один раз прочесть стихи нашим же торговым работникам?

Впрочем, к большевикам можно предъявлять много претензий, обвиняя их в разных грехах. Но считать их близорукими простофилями, позволявшими кому бы то ни было ездить за рубеж ради развлечений, нет никаких оснований. Поднимать культурный престиж страны на заграничных пляжах и в ресторанах с ночными танцами они не позволяли никому!

Но для чего же приехали туда Брики и Маяковский?

Чтобы найти ответ на этот вопрос, следует внимательно приглядеться к тому, что происходило тогда в Германии.

Но сначала – об одной кадровой перестановке в стране Советов. 9 августа 1923 года Оргбюро ЦК РКП(б) постановило:

«Назначить помощником секретаря ЦК т. Сталина т. Бажанова с освобождением его от обязанностей секретаря Оргбюро».

Через какое-то время Сталин назначил своего нового помощника секретарём политбюро. Бажанов потом напишет:

«Политбюро – центральный орган власти. Оно решает все важнейшие вопросы управления страной (да и мировой революцией). Оно заседает 2–3 раза в неделю».

Проект повестки дня каждого такого заседания предстояло готовить Бажанову:

«Тут я неожиданно раскрываю подлинный механизм власти тройки.

Накануне заседания Политбюро Зиновьев, Каменев и Сталин собираются… Официально – для утверждения повестки Политбюро… На самом деле члены тройки сговариваются, как этот вопрос должен быть решён на завтрашнем заседании Политбюро, обдумывают решение, распределяют даже между собой роли при обсуждении вопроса на завтрашнем заседании».

В этот момент (когда разбитый третьим инсультом Ленин уже совсем не мог говорить) состоялось очередное заседание политбюро. И было оно не совсем обычным.