Главная тайна горлана-главаря. Взошедший сам - читать онлайн книгу. Автор: Эдуард Филатьев cтр.№ 116

Но как вообще могла возникнуть версия об участии в этом деле убийцы немецкого посла Мирбаха?

Виктор Кузнецов, автор книги «Тайна гибели Сергея Есенина», в одном из интервью сказал:

«Когда книга была уже написана и издана, я прочитал в московском журнале «Чудеса и Приключения» публикацию, в которой майор запаса Виктор Титаренко писал, что более двадцати лет назад в посёлке Ургау Хабаровского края слышал исповедь одного «выпускника» ГУЛАГа Николая Леонтьева. Тот, будучи уже старым и больным человеком, неожиданно разоткровенничался и сказал: «Витёк, а ведь вот этой самой рукой я застрелил Сергея Есенина». Тогда эти слова показались офицеру бредом сумасшедшего, они просто не укладывались в голове. Настолько это расходилось с общепринятым взглядом на печальные события, оборвавшие жизнь поэта. Но, всё же, придя домой, он записал признание бывшего заключённого…

Убийца рассказывал майору Титаренко, что когда Есенин приехал в Ленинград, то он с Блюмкиным, который хорошо знал поэта, поскольку был вхож в литературную богему и сам пописывал стишки, заманили Есенина в первый же день в гостиницу, чтобы обмыть встречу. И там-то это и произошло».

Скорее всего, Леонтьев назвал какую-то другую фамилию человека, с которым он охотился на Есенина. Фамилия эта чем-то очень напоминала фамилию «Блюмкин», и Виктор Титаренко так её и записал. А настоящий Яков Блюмкин участвовать в убийстве поэта никак не мог, потому что в тот момент он находился очень далеко от Ленинграда – в китайском городе Хотане.

Тело Есенина было доставлено в Москву.

Василий Болдовкин:

«Вечером, входя в Дом печати, на фронтоне здания я прочёл: «Тело великого русского поэта Сергея Есенина покоится здесь». Подходя к парадной двери, встретил Сергея Клычкова без шапки, всего в снегу. Он бросился ко мне на шею, истерически рыдая, восклицал:

– Нету, Вася, с нами Сергея, ушёл Серёжа!..

Я пошёл в зал. Много знакомых лиц, с которыми Сергей знакомил меня. Вот в слезах сидит Вс. Мейерхольд, рядом с ним Зинаида Райх. Вот отец, мать, сёстры Сергея…

С помоста послышались слова – читал В. И. Качалов:

Да, Сергей, ты уже не плачешь, но плачут миллионы людей. Беспрерывно играет траурный марш. Поздно ночью расходимся».

Анна Берзинь (она была членом похоронной комиссии):

«Товарищи несли почётный караул; непрерывной лентой проходили москвичи перед гробом Есенина. Окна были открыты настежь, на дворе стояла оттепель. С крыш падали капли и звонко разбивались о тротуар. Стоя у открытого окна, я слушала весеннюю капель, казалось, плачет даже сам дом. Весна и стихи Есенина – всё это неразрывно связано, и вот, словно стараясь проводить Сергея, стояла весенняя погода, а был конец декабря».

Есенина похоронили на Ваганьковском кладбище неподалёку от могилы его друга Ширяевца. Председателем похоронной комиссии был Александр Воронский.

Знал ли Маяковский (хотя бы что-то) об истинной причине кончины Есенина?

По кабинетам и коридорам Лубянки наверняка распространилась тогда молва о том, как один из сотрудников ОГПУ отказался работать на это учреждение, как пытался прятаться, как бежал, но был настигнут, и как за своё дезертирство был сурово наказан.

Маяковский не мог не слышать этих разговоров. И они вряд ли его удивили, поскольку в августе месяце он сам был очевидцем смерти Эфраима Склянского.

Между тем в конце октября произошла другая кончина, ещё более загадочная. Ведь через четыре дня после того, как Христиан Раковский написал и отправил письмо Дзержинскому, умер Михаил Фрунзе, сменивший Склянского на посту первого заместителя наркомвоенмора, а затем и возглавивший Красную Армию.

Полная тайн и загадок смерть Фрунзе побудила Александра Воронского подробно рассказать всё, что было ему известно о роковой хирургической операции наркомвоена, Борису Пильняку, который только что вернулся из очередной поездки в Японию. Воронский попросил написать об этой трагедии, и Пильняк сочинил повесть о командарме Гаврилове, которого направил на операцию «негнущийся человек» из руководящей «тройки», которая «решала всё».

9 января 1926 года трагическое повествование о судьбе командарма Гаврилова было закончено. Оно получило название «Повесть непогашенной луны». Сдав её в журнал «Новый мир», Борис Пильняк вновь укатил в Японию.

Писатель Андрей (Юлий Михайлович) Соболь 13 января того же года записал в дневнике:

«…пустота, ощущение, что нет воздуха, что нависла какая-то глыба. Ещё никогда в нашем писательском кругу не было такого гнетущего настроения – настроения опустошённости, стеклянного колпака… Сникли и посерели все».

А находившийся на Капри А. М. Горький отправил письмо Валентине Ходасевич (он в шутку называл её «Купчихой»):

«Милая Купчиха – умоляю, пришлите мне статью Бориса Лавренёва о Есенине. Очень благодарю вас за присланные вырезки; буду благодарить ещё больше за Лавренёва, ибо человек этот меня интересует…

Есенина, разумеется, жалко, до судорог жалко, но я всегда, т. е. давно уже думал, что или его убьют, или он сам себя уничтожит. Слишком «несвоевременна» была голубая, горестная, избитая душа его. А когда я прочитал, что – в числе прочих – гроб Есенина нёс Соболь, – подумал грешный, как бы и Соболь не удавился, но этот, конечно, по другим мотивам».

Горький здесь как в воду смотрел – писатель Андрей Соболь 7 июня 1926 года застрелился на Тверском бульваре у памятника Пушкину.

19 января 1926 года вышла статья Троцкого о Есенине, в которой, в частности, говорилось:

«Мы потеряли Есенина – такого прекрасного поэта, такого свежего, такого настоящего. И как трагически потеряли! Он ушёл сам, кровью попрощавшись с необозначенным другом, может быть, со всеми нами. Поразительны по нежности и мягкости эти его последние строки! Он ушёл из жизни без крикливой обиды, без ноты протеста, – не хлопнув дверью, а тихо прикрыв её рукою, из которой сочилась кровь. В этом месте поэтический и человеческий образ Есенина вспыхнул незабываемым прощальным светом…

У Есенина немало драгоценных строф, насыщенных эпохой. Ею овеяно всё его творчество. А в то же самое время Есенин… «не от мира сего». Он не поэт революции…

Поэт погиб потому, что был несроден революции. Но во имя будущего она навсегда усыновит его».

Алексей Максимович Горький не случайно отметил:

«Лучшее о Есенине написано Троцким».

Эти слова из высказываний «буревестника революции» советские цензоры потом безжалостно изымали.

В 1926 году Госиздат выпустил книгу «Сергей Александрович Есенин. Воспоминания». Матвей Ройзман написал о ней: