Сельвинский. – Я придираюсь не к ней, а к тем, кто, гримируясь под коммунистов, тянет революцию в мещанское болото.
Маяковский. – Извините, но писать такую поэму в юбилейный год – это верх бестактности.
Сельвинский. – А я считаю верхом бестактности ваше "Хорошо!": "Сыры не засижены", "лампы сияют", "цены снижены", "бьём грошом – очень хорошо!" Тишь да гладь. А в это время партию раздирает на части внутрипартийная борьба.
Маяковский. – Сегодня поэт должен делать то, что нужно партии.
Сельвинский. – Вот я и борюсь против ржавчины, которая разъедает её изнутри.
Маяковский. – Ваша проблема интеллигенции сегодня никого не интересует.
Сельвинский. – Но без интеллигенции построить коммунизм нельзя!»
Надо полагать, что в тот момент с точкой зрения Ильи Сельвинского был солидарен и Осип Брик, ставший оппозиционером и вряд ли поддержавший то, как восторженно в поэме «Хорошо!» представлялась ситуация в советском обществе. Никаких свидетельств о разговорах на эту тему не сохранилось, но оппозиционно настроенный Брик наверняка тоже критиковал поэму Маяковского. А тот, в свою очередь, говорил, что ему хорошо известны запросы читающей массы. В «Я сам» главка «1927-й ГОД» завершается так:
«Ещё продолжал менестрелить. Собрал около 20 000 записок, думаю о книге "Универсальный ответ" (записочникам). Я знаю, о чём думает читающая масса».
Здесь явный ответ Осипу Брику.
А Павел Лавут прокомментировал вторую фразу, в которой речь идёт о двадцати тысячах собранных записок:
«Скорей всего, что это лишь свойственная поэту гипербола. Но если реальна лишь половина этого количества, то и тут есть что почитать и над чем задуматься.
Говорил Владимир Владимирович и о том, что он собирается написать книгу под названием “Универсальный ответ записочникам”. И, хотя уже был составлен план работы, к сожалению, замысел остался неосуществлённым».
«Читки» продолжаются
16 ноября 1927 года Луначарский выдал Маяковскому сроком на один год удостоверение, подтверждающее, что его предъявитель направляется «для чтения своих произведений в города…», и перечислялись 20 городов Союза – от Ленинграда до Владивостока. Кроме того, для предотвращения случаев, когда местные власти встречали поэта весьма насторожённо, Анатолий Васильевич сопроводил его ещё одной бумагой:
«Поэт Владимир Владимирович Маяковский направляется в города СССР с чтением своей октябрьской поэмы "Хорошо!". Считая эту поэму имеющей большое художественное и общественное значение, прошу оказывать тов. Маяковскому полное содействие в устройстве его публичных выступлений».
Павел Лавут:
«Маяковский мечтал о большой читательской аудитории.
– Один мой слушатель, – говорил он, – это десять моих читателей в дальнейшем.
Поездки питали его творчество, они же прокладывали путь к сердцам читателей».
20 ноября Владимир Владимирович отправился в турне.
21 ноября состоялось первое его выступление в Драматическом театре Харькова. Местная газета «Пролетарий» на следующий день сообщила:
«Поэма "Хорошо!" чересчур растянутое, чересчур риторическое и притом слишком схематичное произведение, которое держится только на отдельных очень немногих ярких удавшихся местах. Только огромный талант Маяковского и его уверенное мастерство спасает новую вещь от полного провала.
Маяковский – как это ни покажется спорным – поэт лирической темы, он лирик по преимуществу… Но эпос – не его сфера. Здесь он сплошь и рядом срывается и не возвышается над публицистикой невысокого уровня».
Харьковская газета «Вечернее радио»:
«Можно спорить с Маяковским, не соглашаться с его художественными приёмами, но нельзя не признать его уверенного дарования и мастерства. Наконец, Маяковский остроумен. В этом ему нельзя отказать. Но зачем эти грубые недостойные нападки на представителей других литературных течений, на т. Полонского, например: "Полонский раньше писал ерунду, а теперь пишет гадости…"?
Нехорошо, т. Маяковский!»
Найти информацию, встречался ли Владимир Владимирович в Харькове с Натальей Хмельницкой, к сожалению, не удалось.
Из Харькова Маяковский направился в Таганрог и Новочеркасск, где читки (почти ежедневные) были продолжены.
Таганрогская газета «Красное знамя»:
«Это последнее произведение вызывает интерес и по своей героической теме, и по своим ядрёным и звонким стихам, построенным на самых неожиданных рифмах, на самой неожиданной игре ритма».
28 ноября состоялось два выступления – в Нахичевани-на Дону и в Ростове.
Павел Лавут:
«В Москве у Маяковского была маленькая комната. Поэтому в гостиницах он любил большие номера, где можно было бы пошагать, а, значит, лучше поработать. В Ростове ему предоставили самый большой номер. Он обрадовался:
– Повезло!»
Но это «везение» длилось недолго – ростовская газета «Советский юг» ещё 27 ноября опубликовала статью Юзовского, которую явно была приурочена к приезду поэта.
У статьи было вызывающе обидное название – «Картонная поэма». В ней говорилось:
«Маяковский не дал художественно-идеологической характеристики революционных периодов. Только убогая информация: такой-то полк покинул батарею, такая-то шестидюймовка бабахнула. Как слабо! Неглубоко! Несерьёзно!
Ни одна искра октябрьского пожарища не попала в Октябрьский переворот Маяковского. Были прохладноватые восторги, официальный пафос, картонный парад событий… За исключением места об обывателе, сатира в поэме поверхностна, не зла, не бьёт…»
Заканчивалась эта статья так:
«К 10-летней годовщине трудящиеся СССР преподнесли республике ценные подарки: электростанции, заводы, железные дороги.
Поэма Маяковского похожа на юбилейные из гипса и картона, расцвеченные, приготовленные к празднику арки и павильоны.
Такая арка, как известно, недолговечна. Пройдёт месяц, другой, арка отсыреет, потускнеет, поблекнет, встретит равнодушный взгляд прохожего».
У другой ростовской газеты, «Молот», сложилось несколько иное мнение:
«"Хорошо!" – поэма, написанная обычным для Маяковского динамическим, сжатым, полным стремительности и в то же время своеобразной размеренностью темпа языком, она блещет целым рядом образных, заражающих своим пафосом мест».
Но определяя место, которое поэт занимал в советской поэзии, та же газета «Молот» писала: